Я понимаю, что он хочет сказать «не то что та девчонка».
– Ага. То есть, я бодрячок вроде Халка Хогана.
– Зак, ну что ты в самом деле! – восклицает мама, в шутку замахиваясь лакричной палочкой. Она все время говорит, что нужно ценить участие Патрика, а не смеяться над ним. Как и остальной персонал больницы, он привык разговаривать о взрослых проблемах – банкротстве, бесплодии, несправедливости жизни и так далее.
– Я бы скорее сравнил тебя с воином, – говорит Патрик.
– Тогда мою палату можно сравнить с Афганистаном, а мою лейкемию – с Талибаном?
– Почему бы и нет.
– Отличная метафора, спасибо. Можно я использую ее на уроке литературы?
– Разумеется. Ну, я пошел, – он поднимается с кровати. – Лучше заранее придумай, что будешь загадывать. Эмма Уотсон, говоришь? Это Гермиона из «Гарри Поттера»? А что? Как говорится, мечтать не вредно…
Когда он уходит, предварительно помыв руки и помахав мне, мама говорит:
– Веди себя прилично.
– Сама веди себя прилично. А то как загадаю тебе курс похудения у Дженни Крейг.
Если честно, не хочу я ни в Диснейленд, ни на Формулу-1 с Шумахером. Когда я наконец выберусь отсюда, то меньше всего мне нужна шумиха вокруг моей персоны. Чего я хочу – так это гулять под огромным синим небом, копаться на ферме с папой и Эваном, помогать Бекки с животными, гонять в футбол с ребятами… Просто хочу назад свою жизнь, и больше ничего мне не надо.
К тому же, я не заслужил награды. Я никакой не воин, и даже смелым меня едва ли назовешь. Я не совершал подвигов, не спасал утопающих детей, не отправлялся в кругосветное плавание, как та девица на розовой яхте. Три часа в день за игровой приставкой никого еще не сделали героем. Последние 27 дней я лежал в кровати, налаживал работу кишечника и терял волосы с распухшей до ужаса головы. Спустя семнадцать дней после трансплантации мой организм начал понемногу сам вырабатывать лейкоциты, если верить тестам. В общем, ничего сверхъестественного.
Я смотрел передачи о военнопленных, которые умудрялись выжить, дыша угольной пылью и залечивая раны опарышами. Вот их бы в Диснейленд. А у меня – какое выживание? В палате есть холодильник с морозилкой, телевизор, приставка, благодаря кондиционеру температура всегда приятная, плюс регулярная горячая еда и перекусы; мне даже постель самому застилать не надо.
Ничего удивительного, что я не жалуюсь. На что? При любом раскладе происходящее – ненадолго. Сегодня средняя продолжительность жизни типичного австралийца мужского пола – 79 лет, или 948 месяцев. Больница плюс первый курс химии и последующие проверки – это совокупно девять месяцев. Выходит, я провел тут всего 1,05 % своей жизни. На потолке моей палаты 84 плитки, и если представить, что потолок – вся моя жизнь, то лечение не займет даже одной плитки целиком.
В общем, с точки зрения вечности, текущая история – пустяки. Не с чем номинироваться на «Загадай желание». Вот Сэм – другое дело, но ему уже 32, и он не проходит по возрасту. Или взять Нину, которая