Христианин. Nil inultum remanebit. Часть первая. Предприниматель. Александр Браун

сказать сразу, чего я хочу, то ты своей ответственности не поймешь и не поймешь того, кем тебя назначили вон те, – с последними словами Седов поднял голову и посмотрел в потолок. – Объясняю на пальцах и в картинках – как в детском саду. У тебя же нет возможности по дешевке схавать Приокский нефтезавод? Приватизировать его? Способ значение не имеет. Я говорю о возможности. Ведь нет? Ну, и у меня тоже нет. А у кого-то есть. А если я захочу обломать возможности этих людей, то они, надают мне по черепу или сделают тяжелее на девять граммов. Потому что они сидят выше, глядят дальше и видят больше. Теперь въехал? А вот если я приду к тебе и предложу продать мне свой бизнес, то я никому дорогу не перейду. Усекаешь? Те, к кому ты пойдешь жаловаться на меня – менты там, прокуроры всякие, не помогут тебе. Потому что те, кто сидит высоко и глядит далеко, не давали ментам и прокурорам никаких указаний на счет тебя и твоей собственности. Ты ничейный, понимаешь. Ты сам по себе мальчик. А так в этой жизни не бывает… Поэтому твое имущество – твой офис, твой бизнес, твою квартиру, твою бабу – купит тот, кто пожелает это сделать. Даже твоей поганой жизнишкой распорядится тот, кто захочет. Все это вместе и называется приватизацией по-нашенски. По-совковски. По-российски. На данном этапе. Как будет дальше, не знаю, а сейчас пока так. Политинформация закончена.

      – Ну, и что дальше? – спросил Николай.

      – А ты не дерзи. Тебе слова не давали. Ты все уловил? Все понял?

      – Не знаю. Все было сказано как-то общо. Обо всем и ни чем. Поэтому – понял или я ничего не понял – станет ясно, когда задашь свой вопрос.

      – Але, братва, вы видали? Смелый казачок-лохачок попался. Вилы просто! Слышь ты, как тебя кличут, шавка? Колюня, да? Так вот, Колюня, ты же по уши в дерьме и по макушку в долгах! А всё права качать и замечания мне делать! Ты кто? Ты лох никчемный! Ты хоть знаешь, что ты мне должен кучу денег? И всем нам должен?

      – Это я уже понял. Вы хотите поставить меня на счетчик. Но, господа бандиты, я у вас ничего не брал. Не брал я у вас ни денег, ни товаров! Ничего не брал! Если брал, то покажите расписки, накладные. Ну, и где? Нет? Тогда это беспредел.

      – А чего это ты так с нами разговариваешь? В таком тоне, как будто мы не твоя крыша? С тобой твоя крыша базар трет, а ты дерзишь. Ты что, крестьянин, охренел?

      – Ничуть. Вы мне – расписки, я вам – деньги. Все просто и ясно. Не будет расписок – не будет и денег.

      Седов с интересом пристально посмотрел на Николая и усмехнулся – недобро, но с интересом, как вооруженный охотник на глупого лиса, пытающегося во имя своей свободы перегрызть собственную лапу, намертво зажатую капканом…

      – Не, ну видели наглеца? – устало сказал Седов. – Какие расписки? Какие накладные? Мы давали тебе деньги под твое честное слово. Под честное пионерское. Ты же был пионером! И вдруг – расписки? Какие тебе расписки? Ты бабки давай, да? А то – расписки! Бабки гони!

      – Я у вас ничего не брал. Ничего. Поэтому ничего отдавать не буду.

      – Да? Ну…. Это дело твое – отдавать или не отдавать. Наше дело – потребовать.

      – Интересно,