Законы? Законы никогда не препятствовали совершению преступлений. Ни в одном обществе не препятствовали. Закон, как мера должного поведения, не равен, да и никогда не может быть равен своеволию человека. Своеволие всегда значительнее, всегда больше человеческого закона. Своеволие – оно от Бога, закон – от людей… Закон – всегда и всего лишь – мера человеческого своеволия, мера, выраженная государством в штрафах, арестах, годах лишения свободы… Закон государства – не преграда преступлению, потому что он вне человека…
А религии? Может, они удерживают человека от преступлений? Религии… Разве тысячелетия существующие религии сделали человека законопослушным, и преступления исчезли? Нет!
Так что же – может, тогда страх Божий? То есть понимание человеком неизбежности наказания Божьего за греховность совершаемого им преступного деяния? Разве не известно человеку, что ему придется ответить там, за пределом жизни, за совершенное им зло? Известно! И разве вера в это – даже в периоды всепроникающего господства религии! – могла удержать человека от совершения зла? Нет!
Тогда, может, совесть, как совместное знание человечества о том, что есть добро, а что зло, удерживало и удерживает человека от совершения зла? То, что такое знание есть, – это бесспорно! Почему и как оно возникло – это другой вопрос. И человек – всякий человек, вопреки разглагольствованиям о некой его внутренней слепоте, всегда знает, что есть добро, а что зло. Потому что он – человек. И, обладая этим знанием, он все равно совершает преступление! Почему?! Может, потому, что он – человек?! Только невменяемые находятся по ту сторону добра и зла. Но среди преступивших закон слишком мало невменяемых, чтобы можно было утверждать, будто совершившие преступление не различают добро и зло. Различают, будьте покойны, еще как различают. Так удерживает ли знание добра и зла от совершения преступления? Останавливает ли? Нет!
А стыд? Может быть, стыд удерживает человека от совершения зла? Стыд – самая рефлексирующая человеческая эмоция, самая тайная, но по злой иронии человеческой природы именно она в наибольшей степени опосредуется принятыми в обществе ценностями… Способен ли человек, задумавший лихо и обладающий знанием о том, что добро, а что – зло, устыдиться своих побуждений и желаний и отказаться от их исполнения? Способен?! Вы утверждаете? Так не пора ли тогда провозгласить, что отныне лихие замыслы не будут больше материализовываться и, следовательно, преступление исчезнет? Что, пора это провозгласить? Да неужели? И вы всерьез готовы поручиться за человека? Готовы? Ах, как хорошо! Замечательно! А готовы ли вы предстать перед судом человеческим, сиюминутным, за первое же преступление, совершенное человеком после вашего поручительства за него? Не готовы… Ну что же, если мы честны, то с горечью должны сказать: нет, еще не настала пора ручаться за человека…