От варианта заточить юного мага в темницу пришлось довольно быстро отказаться: Мэггон не хотел, чтобы все видели, что Лайгон совершенно не сожалеет о своём поведении, а в том, что тот всем своим видом будет демонстрировать полнейшее отсутствия чувства вины, сомнений не было. Его сын не мог и не должен был продолжать позорить своего отца, перечёркивая своим поведением всё, чему его учили и какие качества пытались привить. Нет, этому валинкарцу нельзя было оставаться здесь! К тому же Лайгон явно рассчитывал на любовь сестры и матери, которые не позволили бы жестоко обращаться с ним.
Владыке не хотелось идти на поводу у преступника, но всё-таки он решил, что стоит дать ему шанс. Просто будет необходимо тщательно следить за Лайгоном, пока он будет в другом мире. Этот вариант нравился Владыке ещё и тем, что за время изгнания народ немного поутихнет и сможет принять исправившегося сородича обратно. Возможно, пообщавшись с людьми, его сын и правда перестанет переживать из-за своего отношения к этой расе, и сможет взглянуть на себя по-новому.
Мэггон всегда верил в лучшее, и на этот раз эта его привычка сыграла с ним злую шутку.
***
Лайгон сидел на балконе и ни о чём не думал. Его не запрятали в темницу, и это было уже хорошо. Он полагал, что до сих пор находится на относительной свободе, потому что судьба его ещё была под вопросом. Из своей комнаты ему запретили выходить, но он и не собирался покидать её. Однако, сам факт забавлял: запретить магу выходить из комнаты, заперев её на ключ снаружи. Нелепо, наивно и смешно! ещё и приставили к нему стражей, словно их жизни ничего не значат. Лайгон мог бы убить их, но это было ни к чему. Во всяком случае, пока.
Мэггон созвал Совет и в тронном зале решалась участь полубога, который в это время сидел и смотрел на просторы Валинкара из своего окна с самым блаженным выражением лица, словно ничто не тревожило его, и всё шло по намеченному плану. Стражники стояли чуть поодаль от него, угрюмые и молчаливые, шокированные убийством сородича наравне с остальными жителями Валинкара и немного опасающиеся молчаливого, но довольного мага. Лайгон услышал звук отпирающегося замка, затем открывающейся двери, а затем лёгкие шаги по каменному полу и шорох платья. Ему не потребовалось оглядываться, чтобы понять, что к нему пришла сестра. Она всегда приходила, если что-то было не так, ей всегда было до всего дело. Любопытство, нехарактерная черта валинкарцев, была свойственна ей, и Лайгон за эту её доброту всегда относился к ней с нежностью.
Пожалуй, это был единственный момент, когда сердце Лайгона дрогнуло: ему стало жаль Лаивсену, которая всегда дружила с ним и оставалась на его стороне в любых ситуациях. Теперь так не будет, и он знал это. Но боль от потери этих тёплых взаимоотношений оказалась ничтожно мала по сравнению с чувством собственного превосходства и предвкушением