– Я ещё намереваюсь прожить не одну тысячу лет, – решил отсрочить внятный ответ Мэггон. – Правитель – я, и не стоит делить мой трон раньше времени. Так что, что бы ни говорило население Валинкара, сейчас это не имеет никакого значения.
– А для меня имеет! – повысил голос Лайгон.
Было трудно отрицать, что за последние месяцы он стал более агрессивен, хоть и старался скрыть это. Мэггон видел, как внутри этого полубога закипала ярость, как магическая энергия становилась практически осязаемой вокруг него в такие минуты. Это начинало всерьёз беспокоить владыку: ни у кого, кроме него самого, не было столь уж развитых магических способностей и что ожидать от полукровки, он не знал.
– Устрой турнир! – продолжал Лайгон. – Я читал, во многих мирах так поступают, чтобы разрешить спор о том, кто сильнее! Ведь дело в силе, не так ли?
– Ты слишком много времени проводишь в библиотеке, сын, – мягко улыбнулся Мэггон, снова решив не отвечать на вопрос. – Если ты прочитаешь все книги сейчас, чем станешь развлекаться последующие тысячелетия?
– Напишут новые, отец! – Лайгон не намеревался поддаваться на миролюбивый голос отца. – Не в нашем мире, так в других!
– Мы не посещаем чужие миры, – печально покачав головой, напомнил владыка.
– И очень зря! – заметил молодой человек. – Уверен, там много интересного, и у других рас можно многому научиться. Уверен, есть маги, превосходящие в силе любого из нас! Пусти меня к ним, и мне не будет равных!
Мэггон помрачнел. В эту самую минуту он впервые подумал, что с Лайгоном могут возникнуть проблемы, которые невозможно предугадать. Он ответил строго, решив своим тоном напомнить, кто здесь главный:
– Запрет на посещение других миров наложен тридцать восемь лет назад, и никто не нарушит его. Забудь об этом! Ясно? – его громкий низкий голос отражался от высоких стен и звучал поистине жутко.
Но казалось, молодой человек не услышал или не захотел услышать отца. Он оставался по-прежнему раздражённым, но услышанное ничуть не усугубило его плохого настроения, хоть и сказанные Мэггоном слова прозвучали сурово и заставили бы содрогнуться любого.
– Почему именно тридцать восемь лет назад? – спросил Лайгон, который всегда умел придираться к словам. – Что произошло в тот год, когда родились Лаивсена и Феронд?
Мэггон нахмурил свои седые густые брови: от столь прямых вопросов он уходил и прежде, но почему-то именно сейчас, глядя в полные негодования зелёные глаза своего сына, он понял, что вечно уходить от этого разговора он не сможет. Он решил, что пришло время раскрыть свои тайны, не подозревая, во что ему выльется это решение.
***
Последующие дни после этого разговора, в котором Мэггон решил рассказать и рассказал сыну всю правду, Лайгон не выходил из своей комнаты, которую защитил магией для того, чтобы не слышать,