Имея такие способности, редчайшее трудолюбие и выносливость, Насыри мог, конечно, посвятить себя только науке. Но он, как видно, избрал себе другой путь. Чистая наука не влекла его. Он сначала преподаёт в Казанском духовном училище (православном) татарский язык. Затем читает курс татарской грамматики в Духовной семинарии. Здесь, начав тесно общаться с русскими учёными, он совершенствуется в русском языке и многое определяет для себя в направлении и содержании своей работы. Тогда же вольным слушателем получил он образование в Казанском университете.
Работал Насыри в семинарии 15 лет. Жил в одиночестве, занимая маленькую каморку на чердаке, жалованье получал мизерное. Сохранились его письма, адресованные близким родственникам.
«Однако что может быть труднее, чем одиночество? А я страдаю именно этим. Пятнадцать лет потратил на медресе. Был одинок, не нашёл себе равного. Вот уже два года в семинарии, и здесь одинок. Не знаю, что мне делать, куда бы ни пошёл я – мир узок. Душа полна гневом. Всё было напрасно, было пустой мечтой».
«На деньги, собранные в течение 4 лет, 30–35 рублей, съездил в Москву. Здесь же хотят удержать месячное жалованье за опоздание на работу. Москва обошлась дорого. Съездил не оттого, что некуда девать деньги, однако приехал недовольный… Сейчас идёт дождь, негде сидеть. Пишу стоя. Чердак протекает. Говорят ещё, будто казённое заведение бывает крепким».
Именно во время работы в семинарии созревает у Каюма решение сделать просветительство своей основной целью. Он оставляет службу и первым в истории Казани начинает обучение татарских детей русской грамоте. В феврале 1870 года было опубликовано постановление министра народного просвещения «О просвещении инородцев». Оперативно перепечатав его в своём календаре, К. Насыри заинтересовал им многих татар, тянувшихся к светскому образованию, к русской грамоте. В 1871 году он открывает первую начальную школу для обучения детей мусульман русскому языку. Легко ли было ему в одиночестве начинать новое дело, принятое к тому же враждебно кадимистами – сторонниками мусульманского схоластического обучения? Школа должна была работать в доме учителя, Насыри же не имел квартиры. Зная его занятие, никто не хотел сдавать ему комнату.
«Не могу найти квартиры, – писал он тогда. – Хоть пятьдесят рублей за месяц обещай, как только узнают, что детей обучаю, – отказывают. Наконец, что поделаешь, на Мокрой улице нашёл квартиру, над кабаком, вывесил объявление, собралось около десятка детей. Ну пришлось же этому человеку терпеть (К. Насыри о себе пишет в третьем лице. – М. М.). Внизу кабак, горланят всю ночь, дерутся, в соседних комнатах кто скорняк, кто портной, кто обувщик… Только начал обучение, вывесил объявление, – донесли в часть. Оттуда пришли, расспрашивали. Даже некоторые типы хотели выслать меня из Казани. Детей же, приходивших ко мне брать уроки, учителя в медресе наказывали прутьями: «Не надо учить