что вы хотите, господин музыкант, и чудищам надо где-то жить, – сказала Шантари. – Они-то многого не просят – деревце, кустик, они и без дверей уж как-нибудь обойдутся. Были бы двери – всё равно бы не запирали, – она подумала и продолжила с горькой улыбкой: – Хотя чудища, конечно, бывают разные. Кому-то хватит и маленькой норки, а самым гадким подавай золотые дворцы с канделябрами. Я недавно была на юге Ланхрааса и сейчас возвращаюсь в Чауянати. По реке не проплыть! Всё запружено ботами, джонками, баржами каких хотите размеров и высот – все тащат лес, бревна! Вывозят даже пни и гнилой хворост, всё вообще. Весь юг – пыльная пустыня. По берегам Аривади – полумертвые деревушки, заросшие поля цветут обреченно и печально – и никакого леса! Мы плыли неделю и не видели ни одного деревца. А местные ланхры и кариты с холмов рассказывали мне, что еще лет тридцать назад вместо сухих лугов и пустынь росли джунгли. Как раз тогда, после многих лет изгнания, к власти в Ланхраасе вернулись короли, и повсюду двинулись армии лесорубов. На бревна ломали и мануфактуры прежних времен, мастерские, которые стали никому не нужны. Мы проплывали мимо останков одной из них – там повсюду разбросаны инструменты, все эти молотки, клещи, наковальни. И ни души вокруг… На старых верфях, где тридцать лет назад строили грандиозные корабли, нам не смогли починить руль на шхуне, потому что не нашлось умельцев – деды умерли, а молодежь научилась разве что деревья рубить… Пока в Чауянати не затихают танцы, некому следить за руинами, за дамбами. Аривади с каждым годом всё дальше выходит из берегов, смывает деревни и последние посевы. А потерявшие леса звери юга стадами уходят на север и толпятся в здешних рощицах, как драгоценности в королевской сокровищнице. Где раньше бегал тощий вепрь на один лес, теперь под каждым кустиком клыкастое чудище. Шагнешь беззаботно – сунешь ногу кому-нибудь в пасть.
– Какому-нибудь тайэ, вроде тех, что напали на нас в лесном городе, – сказал Сардан.
– Стыдно признаваться, но эти дикари дальние родственники демонов. Хотя между людьми и шимпанзе, в конце концов, тоже ощутимое сходство.
– Мне кажется, эти тайэ больше похожи на матараджанских веталов.
– Веталы бывают разные, дикие и не очень. В Матараджане некоторые из них вертятся в аристократических кругах, есть даже знаменитый писатель. Пишет исторические романы, хотя сам неграмотный и всё выдумывает. Но с удовольствием поносит в книгах предыдущую династию, поэтому его много печатают. В какой-то степени и веталы наши родственники. В каждой семье должен быть свой дуралей. Родством с маками и орангутангами тоже не особо возгордишься.
– Что?! Твои родственники – макаки? – хихикнула Ашаяти.
– Не макаки, а веталы, – терпеливо объяснила Шантари. – Не родственники, а представители одного отряда. А макаки – это твои родичи.
– Ни одной макаки в семье еще не было! – возмутилась Ашаяти.
– И у меня, – подтвердил Сардан, – но некоторые называли макакой меня.
– Бабуином, – поправила
