– Вы больны не больше моего, – махнул рукой Бульденеж. – Просто вы переступили черту. Черту нормальности. Границу, за которую в быту не ступают. А вы ступили, высунули ногу. И теперь доктор будет обследовать вашу ногу со всех сторон, искать причины такого поведения.
– Ну хорошо. Вы говорите, его методика – копаться в детстве. А что, если я помутился разумом на недавней войне, а до этого был совершенно нормальным? Тогда такой метод ко мне не подходит.
– Это вы так думаете, что были нормальным! – возразил Бульденеж. – В действительности никто на целом свете не скажет вам со стопроцентной точностью, когда именно у вас стало не в порядке с головой. Однако доктор Джейкобс считает, что в детстве вы были максимально нормальным. Это потом окружающий мир потихоньку засовывает ручищи в вашу светлую головку и начинает там ворошить. Закладывать в вас, понимаете?
Томпсон сделал вид, что понимает.
– Затем путать, переставлять местами всё то, что уже вложил. Руки у мира длинные, свирепые, а бывает, что и короткие, хилые. От некоторых несёт дерьмом, некоторые благоухают ладаном. Но влияют все одинаково. Сад, школа, церковная школа, колледж, военная служба, книги, фильмы, газетные заголовки… Но всё закладывалось ещё с детства. Там корень зла.
Мужчина удивился.
– Зла? Почему именно…
Их прервал неизвестный предмет, влетевший в воду, словно снаряд.
Бульденеж вскрикнул, подскочил на ноги. Томпсон – его окатило с головы до ног – резко встал, тут же поскользнулся и грохнулся на плитку. Из глаз посыпались искры.
– Мой дорогой! Вы живы?
Томпсон схватился за ушибленную голову.
– Вроде бы…
Он открыл глаза – над ним возвышался Бульденеж. Тело старика оказалось испито и костляво настолько, что походило на парящую над ванной душу.
Томпсон присел, вытер лицо ладонью и только потом заметил в дверях высокое угловатое существо с непропорционально широкими бёдрами и коротким ёжиком на голове. На узких плечах висело нечто бесформенное, вроде атласного балахона, распахнутого спереди.
– Ольга, безобразница! – Бульденеж плюхнулся обратно в воду и достал со дна прилетевший предмет. – Но… это же голова с дома!
Девушка оскалилась.
– Зачем ты её отколупала?
– Хотите посмотреть? Хотите?
Она тащила за собой холст.
– Выхода у нас нет. Поглядим, – сказал Бульденеж.
Ольга повернула картину лицом к мужчинам.
Джеффри Томпсон машинально коснулся утренней щетины на подбородке.
– Вы это сами придумали? – спросил он.
– Сама. Что, нравится?
У Ольги был хрипатый голос курильщицы. Вблизи от неё пахло живичным скипидаром.
– Я, признаться, не силён в живописи и вообще в искусстве… – сказал Томпсон.
– Опять скромничаете! Да вы глядите, какую эмоцию у вас вызвала сцена на холсте! – торжественно провозгласил Бульденеж. – Вы язык проглотили!
– Признаться – да, проглотил, – кивнул Томпсон.
Ольга перевела взгляд