Аня хотела, чтобы он изменился. Изменился во многом. Чтобы не утонуть в дроблении, следовало остановиться на общем. Максим так и сделал. Незачем нырять на глубину лишь для того, чтобы пускать пузыри.
Она хотела, чтобы он изменился. Она говорила об этом. Пыталась убеждать. Скандалила. И оставалась не услышанной. Женщины не уходят по наитию. Особенно, «окончательно». Они готовятся, скрупулёзно и долго. Не пакуют месяцами чемоданы, вовсе нет. Что-то внутри них собирает капли разочарования и неудовлетворения, бросая их в чашу терпения, и когда та переворачивается – берёт дело в свои руки. И ноги, тоже в руки.
Бросить гражданского мужа, парня, как ни назови, после пятилетних отношений, – обстоятельный шаг. Шокирующий, но обстоятельный. Аня была готова к жизни без него, когда писала записку. Уже да.
Максим не замечал психологических сборов Ани, не уделял проблеме должного внимания: ну, недовольна, ну, ворчит, ну, женщина ведь. Он искал не способ изменить что-то в себе, а лазейку (ту самую лазейку, что не нашёл в прощальной записке), способную оттянуть это событие. Лазейка отыскивалась в его работе. В кабинетных вечерах, когда он не спешил променять пиво или беседу с коллегами на домашний уют, или будучи «на ремне», как называли в Комитете дежурство в следственно-оперативной группе.
Точка.
Сначала он проанализировал всё это, а потом прошёлся по квартире: снимал все фотографии Ани и ставил на пол. Если не сможет держать себя в руках – разобьёт, но после. При любом раскладе, её снимкам больше не место на стенах и мебели. Они начнут свой путь из его мира и, в конце концов, исчезнут навсегда.
Таков был план пытки.
***
Максим смотрел на руки Ани, а она пила апельсиновый сок, ела невесомое на вид пирожное и упрекала его рассказами о своих подругах, которые счастливы в браке, которые едут отдыхать в Италию, которые чуть ли не каждые выходные организуют шашлыки на даче, которые вечерами читают сыну книжки о машинках, читают, разумеется, вместе с мужем, возвращающимся с работы ещё засветло. Мир Аниных подруг лучился любовью, идиллией и незабываемым отдыхом; взбухал и пульсировал. Она спросила, когда они будут жить как настоящая семья. Он ответил: они так и живут. И хватит вырывать из контекста тепличные примеры и лепить из них новые миры. Прекращай тыкать своими подругами. Откуда ты знаешь, что творится у них в семье, когда умолкают телефоны? В Италию она захотела… а мужа, как у Оли, у «итальянки» своей, хочешь? Давай я буду по кабакам шляться, под каждой юбкой ползать? Давай? А потом в Италию свожу, и всё будет тип-топ… да и ездили мы в Грецию, и двух лет не прошло…
Максим замолчал. Разговор имел привкус дежавю. Словно они садились в одну и ту же кабинку колеса обозрения.
Принесли