– Не надо… это… оставьте…
– Ну хорошо… хорошо! – задыхаясь, прошипела бабка, дернула старика за руку и захлопнула дверь.
Мать постояла в оцепенении, подняла с полу ночную рубашку и неумелыми, угловатыми движениями начала ее складывать. Села к столу и, рассеянно передвигая с места на место приборы, посмотрела на Сидике. Девушка, все так же прижимаясь к двери, застыла в томительном ужасе.
– В следующий раз повнимательней будьте! Я этого не люблю!
Сидике глянула тут на меня.
Я отломил дольку апельсина и сунул в рот.
13
В воскресенье утром дождя уже не было. Сквозь облака проглянул бледно-желтый диск солнца и тут же скрылся за набежавшим обрывком тучи. Солнце словно бы подмигнуло мне. Кругом все затихло. Странно было, что наверху облака беспрестанно двигались, а внизу, на земле, царил полный покой. Такой тишины я давно не слышал. Ядовито-зеленые стебли плюща, стискивая в железных объятиях ствол уксусного дерева, упрямо карабкались вверх, а капли дождя, перескакивая с одного маслянисто блестящего листика на другой, спускались вниз… так, прыгая по зеленым ступенькам, они достигали земли, где воды уже и без того было достаточно. Она блестела и на газонах, и на бетонных дорожках, мокрые ленты которых взбирались по склону и устремлялись к воротам.
Я стоял у окна.
На улице, за воротами, тоже все было тихо. По хриплым захлебывающимся звукам канатки можно было отсчитывать время. В воскресенье утром ее вагончик поднимался на гору лишь каждые полчаса.
Из кухни донеслось приглушенное позвякивание посуды. Потом распахнулась входная дверь, и на дорожку в халате и в туфлях на босу ногу, с растрепанными волосами выскочил мой отец. Добежав до почтового ящика, он вынул газеты и опасливо, боясь поскользнуться, затрусил назад. Заметив меня, он приветственно махнул свернутыми в трубку газетами и скрылся за дверью.
Я стоял еще долго. Тянул время. Думал о том, что стоит мне отойти от окна, умыться, одеться – и начнется этот проклятый день, который спутает, поломает, разрушит все, что до этого шло так гладко, весело и легко.
Скрестив руки на груди, я стоял, прижав лоб к стеклу. От дыхания окно запотело, я рисовал на нем пальцем, потом снова дышал и опять чертил линии.
За спиной проскрипела дверь. Я оглянулся и увидел бабку с двумя пустыми кружками в руках. Каждый вечер она наливала в них воду и уносила в их спальню.
– Здравствуй, Дюрика, – улыбнулась она, проходя мимо меня по комнате.
Я поздоровался.
– Одевайся скорей. Скоро гости придут.
Не взглянув на нее, я отвернулся к окну. Пятно на стекле мало-помалу таяло, и каракули мои вместе с ним. «Все кончено», – подумалось мне.
Я умылся, аккуратно оделся, убрал постель и, завалившись с книгой на диван, углубился в чтение.
Было уже около полудня, когда у ворот скрипнул тормозами первый автомобиль. В окно я увидел, как выпрыгнул из него шофер и,