Я начинаю терять терпение.
– Это не записки какой-то русской домохозяйки, – огрызаюсь я. – Это дневники моей умершей двоюродной прабабушки Анны.
Не обращая внимания на мой возглас, он берет книги под мышку. Опустевшая сумка непривычно легко повисает у меня на плече.
– Сколько займет перевод? – спрашиваю я.
– Ну, если хочешь побыстрее, придется доплатить…
– Ладно! Меня и такая цена устраивает. Просто как ты думаешь, сколько у тебя на это уйдет?
Он дергает бровью, рассчитывая срок в уме.
– Неделю. Плюс-минус. Я позвоню, как все будет готово.
– Значит, тебе нужен мой номер?
Теперь его очередь смущаться.
– Э… да, – запинается он. – Да, наверно, мне нужен твой номер.
– Хорошо… У тебя с собой телефон?
У него розовеют щеки – либо оттого, что девушка хочет дать ему свой номер, либо оттого, что не подумал, как иначе сможет мне позвонить. Он копается в кармане и извлекает телефон-раскладушку примерно 2000 года. Я с трудом вбиваю туда свой номер и нажимаю кнопку вызова. Мой телефон звонит, я закрываю его телефон и возвращаю ему:
– Теперь у меня тоже есть твой номер.
Огибая столы, мы выбираемся из кофейни.
Эван встает спиной к солнцу, я прикрываю глаза, глядя на него снизу вверх, и указываю на дневники в его руках.
– Будь с ними осторожнее, ладно? Думаю… – я немного мнусь. – Мне кажется, тут есть какая-то история.
Я сама до конца не понимаю, что имею в виду, но Эван улыбается, поддерживая книги чуть на высоте.
– Конечно, тут есть история. Это ведь дневники. «Так как же вы жили, коль нет истории?»
Я прищуриваюсь.
– Поговорка?
Он улыбается.
– Достоевский. Обещаю, что буду с ними осторожен. Честное ботанское.
Щеки мои краснеют. Неужели он сразу понял, что я о нем подумала?
Эван салютует мне двумя пальцами, щелкает пятками и уходит в сторону университета.
7
18 августа, 2007
Музыка из машины Райана льется по всей Вашингтон-стрит. В окна «блейзера» задувает теплый воздух. Сегодня один их тех летних вечеров, в которые кажется, что ты неуязвим, будто август никогда не кончится, будто можно всегда оставаться беспечным. Даже если на деле ты далек от беззаботности и тебя ужасает перспектива стать муравьем, застрявшим в янтаре юности, – в этот момент чувствуешь настоящую жизнь.
Райан убирает руку с моего колена, чтобы переключить скорость, и мы сворачиваем направо, на зеленую тенистую улочку, ведущую к парку Робина Гуда. Премьера «Двадцать пятого ежегодного орфографического конкурса округа Патнэм» проходит в поросшем травой амфитеатре парка. Кэти всю неделю сходила с ума, переживая, что никто, кроме родителей артистов, не приедет на премьеру. Чтобы Райан присоединился, мне пришлось ему объяснить, что это не настоящий конкурс, а пьеса о конкурсе. «А, это все меняет», – усмехнулся он, но прийти согласился. Я втайне надеюсь, что его присутствие