Райана осеняет:
– Хочешь сыграть?
Честно? Нет. Я хочу тишины и покоя, хочу полистать прабабушкины дневники у себя в комнате. Но зануд не любят.
– Давай! – отвечаю я. Хотя бы блефую я хорошо.
4
– А теперь наш следующий сегмент – «Слово дня»…
Из гостиной по телевизору доносится «Отчет Кольбера»[11]. Это папина любимая программа, хотя приходится ее записывать, потому что он всегда засыпает до ее начала. «Правдубеждение»[12], – говорит комик особым голосом, изобретенным для героя-ведущего.
Спящий папа чуть пофыркивает. Я осторожно вытаскиваю пульт у него из руки. Когда экран гаснет, папа дергается и просыпается, моргая, как маленький ребенок после тихого часа.
– Прости, – говорю я, забавляясь его удивленным взглядом. – Не хотела тебя будить.
– Нет-нет, я не спал, просто глаза прикрыл.
Чувствую внезапный прилив тепла.
– Я дома.
– Хорошо… Мама у себя в кабинете. Иди, скажи ей спокойной ночи.
Не знаю, сколько времени обычно уходит на подготовку сделки о покупке дома, но мама стала как-то часто засиживаться в кабинете. Хотя не нужно лишний раз обращать на это внимание папы.
– Слушай, – говорю я, – можно задать тебе странный вопрос? Реально странный.
Он наклоняется вперед в старом кожаном кресле коричневого цвета. Это его кресло. Механизм поскрипывает, на подножке – следы несмываемого маркера, оставленные нами с Гриффином в детстве, но это единственный предмет мебели, за который папа буквально боролся с мамой на протяжении многих лет.
– Задавай, – говорит он.
– Тетя Анна… Можешь о ней рассказать?
Он, еще сонный, потирает лицо.
– Про твою двоюродную прабабушку? – Секунду думает. – Она была замужем за Генри, братом Грэма. Он был интересной личностью, преподавал в Кинском университете.
– В смысле «интересным»?
– Ну, – усмехается он. – Помню, он носил монокль.
– Как мистер Арахис?[13]
– Наверно, лучше назвать его эксцентричным. Он погиб в автокатастрофе, когда я был маленьким, году в шестьдесят первом вроде. – Папа замолкает, будто перебирая в памяти фотографии-полароиды. – После этого тетя Анна скрылась у себя дома и почти перестала появляться на людях.
– Ты не знаешь, откуда она?
– Откуда родом? – Он на секунду задумывается, хмурясь. – Знаешь, я понятия не имею. Как-то это грустно, да? Она… ну, она мало говорила. После смерти родителей я чувствовал за нее ответственность, ведь другой семьи у нее не было, но общаться с ней было непросто.
У меня возникает множество новых вопросов, но папа встает и хлопает меня по плечу, уводя из комнаты.
– Слушай, спасибо, что помогла сегодня маме, – говорит он, когда мы поднимаемся по лестнице. – Она, так сказать, много взвалила на свою тарелку.
Я тут же представляю