– А что такого, хаха? Это же просто чашка кофе. Хотя, может… – вновь наклон и торжественный шепот, – может и бокал вина, хаха. А может… – вновь резкий бросок тела на спинку стула, – может и не один, – и тут она дала волю заливистому хохоту.
Отсмеявшись и отпив зеленого чая из своей чашки, она продолжила, дернувшись всем телом:
– Я все-таки заставила его вчера установить этот заборчик. Этого идиота вообще тяжело заставить что-то делать, хаха, тем более делать хорошо. Это относится ко всему, что он должен делать, хаха. Так вот… у меня теперь аккуратный белый заборчик вокруг крыльца, прямо как в американских фильмах показывают, хаха.
– У многих такие заборы во всей стране, – прокомментировала сквозь зубы Катрина.
– Да, но мой лучше всех, – отчеканила Лина, и выражение ее лица приняло самодовольно бескомпромиссное выражение, от которого у Катрины чуть не свело судорогой лицо. – И пусть, хоть один ублюдок, будь то малолетний идиот или пьяный урод, пусть хоть пальцем попробуют его испортить, нарочно или случайно. Я возьму пистолет моего мужа – я знаю, где он лежит, – и пристрелю урода к хренам собачьим, я клянусь. Я имею право, – тут к ней вернулась ее привычная манера, – это ведь будет проникновение на частную собственность, хаха. Ты должна мне кое-что пообещать.
– Что? – Катрина напряглась.
– Завтра ты заедешь ко мне и посмотришь на мой забор, хаха.
– Даже не знаю, получится ли у меня, – Катрина повела головой, стараясь дать понять, что эта идея ей совсем не по нраву.
– А почему не получится? У тебя что, дела какие-то? Сидишь дома безвылазно, хаха, – Лина, говоря это, широко распахнула глаза и в данный момент действительно была похожа на идиотку.
Катрине же, после последних слов собеседницы, стоило немалого усилия сдержать себя и не швырнуть чашку горячего кофе в лицо, которое вызывало в ней сейчас безграничное отвращение.
– Мне пора, – сказала она, но Лина удержала ее за руку.
– Нет, не пущу, пока не пообещаешь приехать завтра и полюбоваться на мой заборчик.
– Лина, мне пора, отпусти… я подумаю, – Катрина еле сдерживалась, чтоб не перейти на грубость.
– Пообещай, пообещай… – заверещала Лина, состроив жалобную гримасу; левой рукой она удерживала Катрину, а открытой ладонью правой яростно забарабанила по столу, – пообещай, пообещай, пообещай…
С каждым «пообещай» кровь в висках Катрины пульсировала все сильней, и она чувствовала, что еще секунд пять и Лине будет точно не до заборчика.
– Черт, обещаю! – гневно крикнула Катрина, и любой другой человек абсолютно справедливо расценил бы такое обещание как «иди на хрен!», после чего развернулась и быстро пошла прочь. Любой другой, но не Лина, которая осталась сидеть со своим идиотским выражением лица и с распахнутыми глазами.
Когда Катрина вернулась в свой магазин ее трясло и колотило, как при лихорадке. Лицо горело, все внутри нее клокотало, и сердце было готово вырваться