Катрина придвинулась к тумбочке у изголовья кровати, на которой стояло фото того самого парня в черной рамке. Катрина попыталась поставить найденное на работе фото рядом, оперев о стену, но оно тут же соскользнуло и упало на пол.
– Что не так? – с удивленной улыбкой произнесла она. – Тогда знаешь, что сделаем? – она подняла фото и положила под подушку. – Раз так, значит, теперь эта фотография будет всегда со мной, как раньше была с тобой.
Катрина провела ладонями по лицу, после чего устремила пустой взгляд в пространство и словно выпала из реальности. В течение нескольких минут ни одна мышца не дрогнула на ее лице и для стороннего наблюдателя такая безжизненность на лице живого человека выглядела бы крайне жутко. Из этого состояния Катрину вырвал стук подпрыгивающей на кастрюле крышки.
– Черт, мой рис! – вскрикнула она и кинулась в кухню.
Поужинав, она налила себе второй бокал вина и вернулась в спальню.
– Не вкусно, – сказала она. – Не буду больше дурью страдать. Как взбредет что-то в голову. Девчонки из торгового центра зовут в бар, я отказываюсь – неохота. Мне в последнее время что-то скучно в подобных местах. Все эти разговоры, шутки и улыбки меня утомляют, и вместо расслабленности я начинаю чувствовать усталость. Не знаю, когда это началось, не помню, но затворнический образ жизни кажется мне более подходящим. По крайней мере, в настоящее время. Ты считаешь, что это неправильно, – она взглянула на фотографию и несколькими глотками выпила вино. – Лучше с книгой поваляться или фильм посмотреть.
Катрина откинулась на подушки, вино ударило ей в голову, по телу расползлась приятная усталость, а мысли немного затормозились.
– А лучше, просто ляжем спать, – сказала она спустя минуту. – Что-то я сегодня устала сильно, или вино разморило. Приму ванну и лягу спать.
Она вновь села на кровати и склонив голову, запустила руки в волосы.
– Да… – проговорила Катрина, – все неправильно. Все неправильно.
Спустя десять минут она лежала в горячей ванне и из глаз ее текли слезы. Катрина не рыдала, не всхлипывала и не вздрагивала. Слезы текли сами собой – это был беззвучный плач, к которому она уже привыкла и который не могла контролировать в минуты тишины и полного уединения. Он подкрадывался аккуратно и деликатно, отступая, когда Катрина нуждалась в концентрации или находилась в обществе, но безжалостно выходил наружу, как только чувствовал, что нет для этого преград. Никогда не было истерик или просто эмоциональных взрывов, был лишь этот беззвучный плач, который не нарушал тишины, и с которым выходили боль и тоска, накопившиеся за долгий одинокий день, чтобы на следующее утро вновь начать собираться по крупинкам. На протяжении двух лет со дня гибели мужа был лишь этот плач…
– Что я должна делать, подскажи мне как-нибудь, дай какой-то знак, я не знаю. Не знаю, что я должна делать и как должна жить дальше. Я в полной растерянности,