Катрина отпустила ребенка, и тот быстро помчался вниз по лестнице.
Поднявшись на третий этаж, Катрина отперла дверь своей квартиры, вздохнула и переступила порог. Прошла на кухню и принялась выкладывать на стол купленные по дороге домой продукты.
– Знаешь, – тихим голосом заговорила Катрина, – я обожаю эти первые осенние холодные ветра. Что-то в них есть чарующее… ну, по крайней мере, в моем представлении. Что-то необъяснимое и новое они приносят с собой каждый год. Будто своей свежестью хотят утолить какую-то нашу жажду.
Она достала из шкафа небольшую кастрюлю, налила в нее воды и поставила на плиту.
– Оставила машину на работе. Хотела насладиться этим воздухом. Думала поужинать в ресторане, точнее, в какой-то забегаловке, но по дороге мне вдруг дико, прям до крика, захотелось просто отварного риса с зеленью и соевым соусом. Что может быть проще? Но ты ведь знаешь, что рис – это мой враг номер один на кухне. Поэтому, вот, – она распаковала коробку с рисом и положила один порционный пакетик в воду. – Не удивлюсь, если даже так он у меня получится сплошным белым комком. Тут что, нужны специальные способности? Хрен с ним, с этим рисом. Ножи совсем тупые, – продолжала Катрина, помолчав минуту и нарезая зелень. – Я так редко ем дома. Как будто сложно постоять у плиты полчаса, вместо того, чтобы таращиться в монитор компьютера. Сегодня об этом на работе подумала, когда мы с Линой обедали каким-то получерствым пирогом в соседней кофейне. Хотя за два года я, может быть, и готовить разучилась.
Закончив с зеленью, Катрина подошла к окну и устремила взгляд на тот самый сквер, через который недавно проходила.
– Аренду сегодня заплатила. Все нормально. Сентябрь получился на удивление хорошим. Еще бы октябрь и ноябрь так, и я расплачусь за долбаный «фольксваген». Я до сих пор не понимаю, какой черт попутал меня купить его. Я скучаю по «мазде». Наверное, я его продам, когда расплачусь за него. Он большой и неудобный. И бесит меня. Вот так. Сегодня разбирала отчеты за прошлые годы. Наша с тобой маленькая антикварная лавка понемногу, но прибавляет. Двое часов продала сегодня. Еще какая-то бабка купила, наконец, эту долбаную картину с подсолнухами. Она явно пришибленная. Первый раз приперлась ко мне два месяца назад. Говорит: «Сколько стоит»? Я говорю, что шестьдесят франков. Она отвечает, мол, дорого, если б пятьдесят, то еще можно. Я скинула до пятидесяти пяти, она сказала, что подумает. Приходит через месяц, спрашивает: «Еще пятьдесят пять?» Говорю, что да, а она мнется и башкой машет. «Нет, дорого» – говорит, и уходит. Я отвечаю: «Ладно, забирайте за пятьдесят». А она говорит, что все равно дорого. Ну, сука, думаю, пошла ты на хрен. А сегодня приходит и спрашивает: «Ну что дочка, пятьдесят еще»? Говорю: «Нет, поздно. Шестьдесят». Она давай хныкать, что в прошлый раз я за пятьдесят была готова отдать. А я ей отвечаю, что раньше думать надо было. Минут пятнадцать ныла и торговалась, но я с шестидесяти так и не сдвинулась. И что ты думаешь? Забрала. Отсчитала шестьдесят и забрала. Может мне и должно быть стыдно, но мне не стыдно. В общем,