Только теперь, обозревая прошедшие годы, он понимал, что готовился к этому часу с самого детства. Готовился, даже не осознавая того, инстинктивно, вслепую. Как гусеница, переживая таинственный процесс преображения в бабочку, не ведает какое чудо с ней происходит, так и Тутанакеи рос и мужал, не отдавая отчета, что его детство лишь подготовка к великим деяниям зрелости. В невинных играх со сверстниками он готовился к будущему. Играя в прятки, соревнуясь в лодочной гребле, состязаясь в борьбе, где ему никогда не было равных, он готовился победить в куда более значимом состязании. Ради этой смутной мечты он всегда и везде стремился быть первым и, если, к примеру, они с ребятишками, подражая взрослым мужчинам, делали из прутьев копья и шли войной на врага, Тутанакеи брал на себя роль военачальника и шел впереди всех, оглашая окрестности боевым кличем.
И вот наконец-то настал час испытания.
И пробудился Тутанакеи от сна и узрел рассвет дня, в который предстояло ему свершить уготованное. Солнце, огромное лучезарное божество, вставало на востоке из Моря. Ухватилось горящими дланями оно за горизонт, расплескав по окрестностям золотое свечение, и подняло над водой голову и побагровело от неимоверных усилий. Но уже в следующий миг, воспарив над морской гладью, засияло таким ярким светом, что Тутанакеи закрыл ладонью глаза, ослепленный далеким пожаром.
Весело дул южный ветер, наполняя треугольные паруса лодок, спешащих в Оронго с соседнего острова. Безмятежно плескалась Моана, разрезаемая кормами великолепных судов с широкими дощатыми палубами, с которых до слуха юноши уже доносились песни радостных кормчих.
Не для дальнего плавания готовились эти лодки и не на рыбный промысел выходили они в Океан. Их торжественный ход был полон сакрального смысла. Корабли везли вождей и верховных тохунгов племен Офату в сопровождении многочисленной свиты. Даже самые последние из рабов были наряжены в праздничные украшения, отчего издали лодки казались карнавальными сценами, и лишь присмотревшись можно было увидеть среди этого пестрого разнообразия перьев, цветов и фруктов маленьких человечков с самодовольным достоинством глядящих вперед. Ничто не могло потревожить людей: ни мерная качка Моаны, игравшей тяжелыми лодками, словно ребенок кокосовой скорлупой, ни соленые брызги воды, ни жалобные крики птиц, сопровождавших морскую процессию по небу. Лишь когда корабли пристали к берегу, экипаж лодок ожил, медленно и благочинно сойдя на белый песок благословенного острова.
На побережье