– Ба… Что ты маме-то сделала?
Бабушка утерла красные глаза ладонью и молча пожала плечами.
– Не знаю… Ты остаешься у меня?
– Нет, к сожалению. Мама… велела передать тебе, – он протянул ей красноватый полтинник. Но бабушка посмотрела на него и с безразличием и отвернулась.
– Не надо. Она мне ничего не должна, – сказала она еле слышимым от бессилия голосом, а потом посмотрела на внука. – Такое не в первый раз уже. Года два назад схватила меня за волосы и стала бить головой об стену…
Ваня попятился от бабушки в смятении и, ни слова не сказав, выбежал из калитки. Это было уже слишком. Ваня просто не знал, что думать.
Мама шла дальше и с ненавистью, с силой выталкивала из себя слова.
– Я к ней со всей добротой, со всей лаской, как человек… Змея подколодная… Ни за что больше. Ни за что… Я, которая ходила за ней, как тень, убирала, мыла, драила, слушала каждое слово, – вот что я получила! Ненависть черную! Съели мы у нее много, посмотрите на нее! Не потопчите ей!
А Иван шел сзади и думал о том, куда потратить те пятьдесят рублей, которые он не отдал бабушке.
На остановке было жарко. Ваня ходил туда-сюда, но оклик мамы заставил его обернуться. Мама, белая, с расширенными глазами, держала в руке 50 рублей. Ваня подумал мысль «Выпали через дырочку в кармане», а затем был удар урагана эмоций – мама тоже все поняла.
Дальше – год полного отсутствия маминого с бабушкой общения. Потом – холодная вежливость, граничащая с безразличием, потом – пламя эмоций и разрыв отношений. Потом все снова. Ванюша повзрослел, вышел на первую работу, женился на Валеньке, но не мог перестать задаваться этим вопросом: что бабушка сделала такого отвратительного, подлого, низкого, из-за чего маме так плохо? Такого, что нельзя забыть за всю долгую, богатую событиями, трудами и радостями жизнь? Что она сделала? Что?
Но… Это была семейная тайна, что молчаливым согласием участников не должна была сбросить свои мрачные покровы никогда.
К матери Иван Васильевич не поехал. Попрощавшись с Валей и уладив дела на работе, на следующий день он выехал в Новополоцк.
Иван Васильевич, глубоко дыша, обливаясь потом от пекущего макушку солнца, шел от остановки сельского оранжевого ПАЗика в направлении дома бабушки. Картина пригорода совсем не изменилась – те же кусты крапивы у дороги, те же коричневые коровьи пироги-лепешки, оставшиеся от утреннего выгона коров, что усеивали, словно мины, желто-коричневый песок дороги. Та же дорога – не заасфальтированая, песчаная, пылящая от неосторожных шагов. А вот за поворотом и он – домик бабушки за синим штакетником.
Около домика царило некоторое оживление. Два мужика прямо во дворе тесали длинную сосну, на них смотрели несколько бабулек с клюками и покачивали головами. Неподалеку стоял бородатый священник, поразивший