Для ритуала стрелок след – всего лишь траектория,
Вне времени и вне войны, и тела тоже – вне.
На ранах дня застыл туман, он эту ночь одалживал
Не для того ли, чтоб шагнуть в края чужих картин?
И всем простив, и все поняв, звучать другим адажио.
Он тоже чей-то брат и чей-то сын.
В нем бьется вечность, похороненная заживо.
«Сколько гордыни же надо – считать себя божьим провалом…»
Сколько гордыни же надо – считать себя божьим провалом,
Горькой ошибкой Вселенной, что чудо не нарисовала,
И вместо чуда скроила тебя, и зубами без ножниц
Резала звездную пыль, что для тела была тебе – дрожжи,
Выпущен сирым, кривым, покалеченным и одичалым,
В мир, где любовь – та же ненависть, но с переменной вначале,
Что переменит значение при выполнении ряда условий,
Стоит лишь только открыться кому-то, и стоит НЕ быть к ним готовым.
Сердце стучит в тебе. Космос завис и боится нахлынуть.
Слушают стук даже травы в раю, и озера там стынут,
Плавится звездная пыль, из которой ты слеплен, как чаша,
Бог просто любит любых. И сильнее, чем мог обещать им.
«Все, что хочешь ты миру сказать, – он поймет потом…»
Все, что хочешь ты миру сказать, – он поймет потом,
Слишком поздно, ведь это всегда происходит так.
Ковырялся в себе, как в ране, ржавым тупым гвоздем,
До тех пор, пока там кровоточила пустота.
До тех пор, пока там не сложилось единство воль,
Словно вольты в цепи, что в итоге рождают свет,
И твой крик разлетался там словно аэрозоль,
Твоя кровь разлеталась кляксами по траве.
Горизонт изгибался дугой под атакой пуль,
Ты умел останавливать их, как ездок коня,
И хотелось стать пылью, поднявшей с колен июль,
Только вместе мы – космос, и этого не отнять.
Защищала тебя, как Валахия – Бухарест,
Эта каменность, что убивала собой самшит.
Накрывало ладонью облако Эверест
И ты словно желал ампутировать часть души.
Горизонт изгибался дугой под атакой пуль,
Ты умел останавливать пули иглой зрачка,
И хотелось стать пылью, поднявшей с колен июль,
Только вместе мы – космос, и я замечаю, как
Ты следил, как внутри тебя поднимался гнет,
Как все то, что под ним лежало, кровоточит.
И блестел под ногами асфальт, и наоборот,
Снизу вверх, поднимался дождь до земных орбит.
Обнимало вулканы небо со всех сторон,
Только этот покой не нужен им ни на грамм.
Изгибался дугой заваленный горизонт,
И лучи проходили в тебя сквозь ворота ран.
Как ты?
В угол запрятан был насмерть, но жжет вопрос —
Как ты? Глаза закрываю, опять молчу.
Спросишь – в ответ ничего, как комком – мороз.
Может, я слабая, просто не по плечу.
Как