Резко открываю глаза и с силой впиваюсь ногтями в бёдра. «Это всего лишь сон, просто кошмар», – лихорадочно повторяю про себя, пытаясь успокоиться. В ложбинке на груди мокро, ткань ночнушки в том месте плотно прилегает к телу.
В палате жарко, августовское солнце светит адски через усиливающее его оконное стекло. Форточку открыть не могу, замки мешают, поэтому медленно сползаю вниз, поближе к прохладному полу.
Комната, в которую меня перевели, удивительно светлая и приятная глазу, особенно по сравнению с тем, где я была до этого. Здесь есть деревянный стол, стул, прикованный к нему, мягкий голубенький коврик на полу, кровать, настоящая кровать, а не полуразвалившаяся кушетка, и даже большой шкаф, правда неизвестно зачем он нужен, когда из вещей у тебя только несколько комплектов белоснежных хлопковых пижам и одно большое некогда махровое полотенце.
Я сижу, сцепив руки в замок и опустив голову вниз так, что подбородком касаюсь груди. Это моя маленькая хитрость, придуманная совсем недавно и позволяющая побыть наедине с собой даже, когда по времени должен быть обход. Санитаркам не хватает дерзости тревожить «милую молящуюся девочку». Действует безотказно, главное, «просить Боже о милости» не слишком часто, иначе они заподозрят что-то неладное, а я совершенно не хочу терять свои дополнительные минуты тишины, учитывая, что они здесь ценятся дороже золота.
Но в этот раз мне чертовски не везёт, и в комнату все равно входят, не обращая внимание на мое положение. Я тяжело вздыхаю про себя, а в слух лишь громко скандирую: «Аминь!»
Поднимаю голову. Мария мило улыбается мне, расставляя на столе тарелки с обедом: суп, картофельное пюре с тефтелей, какую-то сладкую булочку и компот, по цвету напоминающий яблочный. В такие моменты я безумно радуюсь своему статусу в этом заведении.
Статусу, который прикреплялся невидимой булавкой к нашим досье и который давал лишние привилегии таким, как я. Например, всю ту же съедобную еду и палаты, рассчитанные на меньшее количество постояльцев, чем остальные. Моя комната так вообще сравнима с номером люкс – лучше здесь и не придумаешь.
– Мари, можно тебя попросить принести что-нибудь, чем можно рисовать? Цветные карандаши или фломастеры? – мне нравится называть медсестру на французский манер. Ей, судя по смущенному выражению, тоже.
– Карандаши вам по уставу нельзя, они острые. – девушка задумчиво стучит пальцами по подбородку. – А вот фломастеры я постараюсь принести.
Марию закрепили за мной сразу после перевода в новую палату. Я рада, потому что считаю ее самой милой из тех, кто ко мне приходил. Остальные казались либо слишком холодными, либо слишком назойливыми. Мари – золотое сечение. Она прекрасно чувствует мое настроение: когда мне хочется побыть в тишине, она молчит, быстро делает необходимые процедуры и уходит, а если весь мой вид высказывает неутолимую жажду общения, то может сидеть часами, болтая со мной обо всем, что только в голову взбредёт.
Моя