– Бригадному генералу Лу, сэр, – непринужденно солгал Шарп. – Я объяснял генералу Рансимену значение этих серых мундиров. – Шарп указал на французов, уносивших вверх по склону тело погибшего товарища.
– Этому драгуну серая форма не помогла! – Кили еще не остыл после поединка и, очевидно, не испытывал угрызений совести из-за того, чем этот поединок закончился.
Он даже как будто помолодел и расправил плечи, словно приезд любовницы вернул свежесть его отмеченным пьянством чертам.
– Как и кодекс чести, – хмуро сказал Шарп.
Рансимен, подозревая, что такие слова могут спровоцировать еще одну дуэль, сердито зашипел на него.
Кили лишь презрительно усмехнулся:
– Кодекс чести нарушил он. Не я! Он явно пытался вытащить пистолет. Думаю, понял, что ему конец, как только я овладею палашом.
Задетый усмешкой и тоном лорда, Шарп не смолчал.
– Забавно, как быстро тускнеет блеск благородства, не правда ли, милорд? – сказал он. – Но война и есть грязное дело. Начинается все с благородных намерений, а кончается тем, что солдат зовет маму и собирает свои вырванные ядром кишки. Можно нарядить человека в золото и пурпур, милорд, и сказать ему, что он защищает святыни, но в конце концов он все равно истечет кровью и обделается от ужаса. Рыцарское благородство воняет, милорд, потому что оно – самая подлая, самая кровавая вещь на земле.
Кили все еще держал в руке палаш, но теперь раздраженно отправил его в ножны.
– Мне не нужны ваши лекции о рыцарстве и благородстве. Ваша задача – обучать солдат военному делу. И не давать моим негодникам дезертировать. Если, конечно, вы это можете.
– Могу, милорд, – пообещал Шарп. – Могу.
Держать слово он отправился после полудня.
Шарп шел на юг от Сан-Исидро вдоль гряды холмов, понижавшейся по мере приближения к главной пограничной дороге. Там, где гряда перешла во всхолмленную равнину, приютилась деревушка с узкими петляющими улочками, садами за каменными стенами и домишками с низкими крышами. Эти лачуги жались друг к другу на склоне, поднимавшемся от быстрой речки к скальному выступу с деревенской церковью на нем, увенчанной гнездом аиста. Деревня называлась Фуэнтес-де-Оньоро – она-то и вызвала недавно ярость Лу – и находилась всего лишь в двух милях от города Вилар-Формозу, где стоял штаб Веллингтона. Именно эта близость и беспокоила Шарпа, опасавшегося, что его подвергнет допросу какой-нибудь пытливый штабной офицер. Но в Фуэнтес-де-Оньоро британские войска были представлены небольшим подразделением 60-го стрелкового полка, устроившимся к северу от деревни и не заметившим Шарпа. На восточном берегу реки нашлось место для нескольких домишек с огороженными садами и маленькой часовни. Добраться к ним из большой деревни можно было через мелководье вблизи переправы, по каменным плитам, положенным на валуны, где поил коней кавалерийский патруль КНЛ, Королевского немецкого легиона. Немцы предупредили