Он сердито выдернул руку:
– Ну тебя! Я тоже так смогу! Ещё и получше!..
Сквара смотрел на него снизу вверх, не столько с обидой, сколько беспомощно. Он не знал, как унять внезапную ревность брата, потому что сам был к ней неспособен.
– Котляры!.. – закричали снаружи. – Котляры!..
Братья побежали вон из шатра. Пенёк вышел за ними.
Все последние дни во дворе только и разговору было что о котлярах. Наслушавшись, Светел помимо воли ждал величественного пришествия. Десятки саней, запряжённых оботурами и собаками, а может, даже правскими лошадьми… Большой вооружённый отряд…
Выскочив наружу, он жадно завертел головой, но никакого поезда не увидел.
Из серой туманной стены, неся в руке снегоступы, вышел всего один человек.
На этом человеке сам собой останавливался взгляд.
А вроде ведь ничего такого особенного. Обычного роста, сероглазый, русоголовый, с недлинной бородой, поседевшей смешно – слева больше. И даже не андарх – левобережник. И вот поди ж ты… Осанка, постав головы, чуть ли не хватка руки, державшей простенькие чинёные лапки… Как не вспомнить Кербогу с его рассуждением о крылатых голосах, слышимых в любом согласии певчих. Только пришлый котляр был такой весь. У ворот собралось десятка три мужиков, и все на него смотрели, но он стоял перед ними, как Зыка или тот же Бурый – перед стайкой ничтожных деревенских севляжек. Не вздорил, но что-то внятно остерегало: не тронь. Пропадёшь.
Со двора нёсся полный кромешного горя вой Оборохи. От него по спине принимался гулять на тараканьих ножках мороз.
Из-за спин вышел Лихарь. Спокойно приблизился к чужаку, поклонился ему. Тот кивнул, как старому другу. Их руки встретились в приветствии, накрест упершись локотницами. Потом Лихарь встал у котляра за плечом, стал что-то говорить ему. Светел вдруг ощутил на себе взгляды обоих. Ему опять стало жутко. Почему-то не подлежало сомнению: эти двое возьмут всё, что захотят. И кого захотят. И так, как захотят. И никто их не остановит. Ни крепкие Звигуры, ни храбрые гости, ни…
Старший котляр вдруг зевнул, прикрыв рукой рот. Спросил:
– Где новая ложка-то? Недосуг ждать.
Ворота растворились наконец во всю ширину. Лыкасик тащился на ватных ногах, судорожно вцепившись в мать и отца. Лицо Оборохи распухло и побагровело от слёз, она голосила не переставая. Берёга Воробей молчал, но тоже шёл, как к обрыву. Двое работников несли за Воробышем санки, заботливо собранные в дорогу. Ещё один вёл рвущихся, взволнованных упряжных псов.
Старший котляр подавился на середине зевка, словно увидев что-то несусветно смешное.
– Это что ещё?.. – указал он на санки. И отмахнулся от Оборохи: – Мамонька, да закрой уже рот, не на кобылу сына ведёшь.
Его веселье получилось таким заразительным, что иные начали улыбаться. А Обороха, вбиравшая воздух для нового вопля, захлебнулась и действительно