Античное поселение располагалось на острове Ситэ и на левом берегу Сены, правый же тогда был болотом. Потом, когда на Галлию ринулись орды гуннов и германцев, Париж съежился, целиком уместившись на небольшом острове. Римские театры, языческие храмы и термы левобережья постепенно разбирались, и из этого материала перепуганные парижане построили крепостные стены. Города в это время уменьшились в разы от прежних размеров, ведь уже не было ни прежней торговли, ни многих ремесел. Доходило до смешного, и город Арелат[27] что на дальнем юге, уместился весь целиком в стенах старого римского цирка, который превратился в крепость. А ведь раньше, когда Империя была еще сильна, никому и в голову не пришло бы строить укрепления так далеко от границы.
Париж, будучи островом, жил при франках спокойно. Его берега опоясывали стены, а двое ворот упирались в деревянные мосты, которые могли быть разобраны в мгновение ока. Город жил рекой и торговлей по ней, а потому лодочники, владельцы барж, считались самыми уважаемыми и состоятельными людьми Парижа. Берега реки вновь начинали застраиваться, но пока там, по большей части, располагались угодья монастырей, их поля, виноградники и мастерские. Простой люд тоже понемногу начинал селиться поближе к святым местам, получая работу и надеясь на защиту в случае войны.
Клотильда вошла в свои покои, когда к ней подошел слуга, который почтительно склонился.
– Госпожа, к вам патриций Аркадий, он от вашего сына Хильдеберта.
– Это тот самый негодяй, что предал своего короля Теодориха? Из-за которого он потом разорил всю Овернь? – поморщилась Клотильда.
Та история оказалась на редкость гнусной. Аркадий сдал родной город Клермон Хильдеберту, а потом воины Теодориха в отместку разорили всю провинцию. Свою собственную мать предатель бросил. Она была лишена имущества и изгнана из родного дома.
– Он самый, госпожа, – подтвердил ее опасения слуга. – Патриций Аркадий из Оверни.
– Ну, зови, чего тянуть, – вздохнула королева. – Неприятные вести нужно выслушивать сразу. Господи боже, скажи мне, грешной: где, в какой адской дыре мои дети набирают себе слуг? Ну, негодяй на негодяе просто, один другого хуже! Одни проходимцы, воры и предатели!
– Моя королева, – патриций Аркадий склонился в поклоне, состроив умильную улыбку на обрюзгшем лице.
В отличие от франков, он носил свободную тунику, спадающую широкими