Гунтрамн, который был довольно религиозен, перекрестился. Хильперик же, который на своем коне стоял чуть в отдалении, не мог сдержать усмешки. У них в семье клятвы стоили не слишком много. Более того, приносить их очень любили, ведь это был лучший способ усыпить бдительность врага. Потом можно будет покаяться и принести дары церкви. Жадные епископы все равно отпустят грех.
– Не получится, – ответил ему отец. – Ты, дурак, поссорился с тестем, и он сжег базилику святого Мартина. Казначей воет как раненый волк: там же была оловянная крыша! Ты хоть представляешь, глупец, сколько это стоит? Попы меня теперь просто разденут! Мне незачем тебя прощать, Храмн, ведь у меня есть еще четверо сыновей, и они пока не предавали меня. Так что тебя ждет смерть. Хотя, может, братья решат пощадить тебя. Что скажете, парни?
– Смерть!
– Смерть!
– Смерть!
– Смерть! – Хильперик выступил последним. – И все его поганое семя под нож. Не хватало потом нарваться на кровную месть. Вдруг у них такая же хорошая память, как у бабули.
Хлотарь криво усмехнулся. Его мать, святая Клотильда[17], терпеливо ждала тридцать лет, но выбрала удачный момент и натравила сыновей на своих родственников. Ее отца, короля Бургундии, зарубил родной брат. Но тот успел умереть своей смертью, а потому отвечать пришлось сыновьям убийцы, их женам и детям. Матушка была счастлива, ведь всю ее родню вырезали до последнего человека. Так Королевство Франков заполучило Бургундию, а сердце старой Клотильды, наконец, успокоилось. Кровная месть – священный обычай, что бы там ни говорили христианские попы. Они говорят, что надо подставлять левую щеку, если тебя ударили по правой. Даже слушать противно! Если тебя ударили по щеке, надо ударившему разбить голову секирой. Тогда и по щекам бить никто больше не будет. Так что Хильперик прав, в этом деле рисковать нельзя.
– Взять его! – резко скомандовал король. Дружинники заломили принцу руки.
– Зарубить? – деловито поинтересовался здоровяк с вислыми усами.
– Много чести, – сплюнул король. – Задушить и сжечь. Вместе с выводком.
Жена принца Хлада стояла тут же, прижимая к себе испуганных дочерей. Все это время она бросала на братьев мужа умоляющие взгляды, не смея просить. Все отводили глаза, кроме Хильперика, который даже не скрывал усмешки. Поняв, что это конец, женщина завыла, но ее мужа уже повалили на какую-то скамью, которую вытащили из хижины, стоявшей рядом. Два дюжих дружинника перетянули ему горло собственным платком и держали, пока он не прекратил сучить ногами. Мокрое пятно на штанах умирающего вызвало брезгливую усмешку отца, который не отводил взгляда от жуткого зрелища.
Тело Храмна бросили в хижину, и туда же затолкали орущую от ужаса женщину с детьми. Дверь подперли той же скамьей, а стены забросали валежником.
– Огня! – заорал король.
В хижину