Источники права и суд в Древней России. Опыты по истории русского гражданского права. Николай Дювернуа

одна эта перемена произошла в юридическом быте, что одна эта перемена не могла произойти. Мы знаем, что не Ярослав «был уставил» месть и убийство раба за оскорбление свободного, что правомерное свое основание и то и другое имело в обычае, и Ярослав не мог ничего другого уставить, не мог судить иначе. Теперь эта месть и это убийство теряет свое правомерное основание. Князья судят иначе, и вот их современник объясняет нам, что Ярослав уставил убивать, дети уставили откупаться. Некоторые из теперешних исследователей старались точнее представить себе, как происходили эти перемены.

      Тобин посвятил много внимания вопросу о том, сколько раз съезжались сыновья Ярослава (слова: паки совокупились заставляют его предполагать, что они съезжались 2 раза), и когда состоялась законодательная комиссия (Gesetzcommission, состоящая из нескольких лиц, Staatsbeamten) для определения разных подробностей насчет суда при Владимире Мономахе. При полном успехе таких изысканий, мы все-таки не много выиграем для понимания возможности и действительности тех перемен, которые приносит с собой новое время. Возьмем два крайних положения, на которых остановил свое внимание составитель текстов Правды. Что предполагает частная месть? Непосредственность, ближайшее соприкосновение между мстителем и убийцей, безразличие между лицом и имуществом. Что нужно для того, чтоб частной мести не было? Нужен орган власти, нужен процесс, нужны судебные доказательства, нужны определения достоинства лица, нужны определения принадлежности имущества. Итак, один шаг, одна простая перемена: Ярослав уставил убить, а сыновья запретили убивать и требуют, вместо частной расправы, суда и кун, – предполагает весьма значительный переворот не только в области нравственной, но и в области практической. Самозащищение и самосуд может уступить место только другому, лучшему способу охранения права. Надо, чтоб этот лучший способ был налицо. Только тогда возможна перемена. Таким образом, трудно думать, чтоб при детях Ярослава месть перестала быть правомерным средством, а «ино все» оставалось так же, как было при отце. Эти «verhängnissvollen Worte», как их называет Тобин, перестанут нас затруднять только тогда, когда мы примем в расчет, что их произносит близкий по времени человек, который наблюдал только внешнюю сторону явлений, не мог видеть внутренней их причины и силой жизни изменившихся условий, в которых возможны были эти явления. Уже в Правде Ярослава мы видим некоторые правила, касающиеся процесса: знамение, видоков, роту. Старая Правда требует в разных случаях то тех, то других доказательств. В одном случае ответчик должен идти на извод перед 12-ю человеками, если не сознается в иске. Формы процесса несомненно должны были осложниться вместе с ограничением самоуправства, а между тем собиратель статей второй Правды ничего не говорит об этом. Все это как будто остается по-старому. Дети Ярослава, охраняют вора от самоуправства, раба от убийства за оскорбление свободного, а какой процесс при взыскании долга, какие отношения наемника к господину – это как будто остается