Но в этом порядке возникают и слагаются первые твердые основы общежития. Здесь образуется Русская Правда. Из сферы провонарушений догма переходит мало-помалу в область определения свободных имущественных и личных отношений. Рядом с практикой суда по преступлениям образуется практика судов по сделкам, по договорам, по наследству. Словом, право развивается, несмотря на то, что мы не находим ни привычного нам разделения властей, ни специальных органов для всякой отрасли юридической деятельности.
Переходя к обозрению второй половины академического списка, мы прежде всего должны обратить внимание на то, что весь характер его резко различается от Ярославовой Правды. Это крайне отрывочный и дурно расчлененный ряд статей. Две черты в порядке суда выступают в нем с особенной ясностью. Это разделение платы за убийство между убийцей и общиной, к которой он принадлежит, в разных случаях убийства (если убийцу не ищут, в разбое) и существование штрафов в пользу князя по разным родам преступлений. В сочинениях специальных об этой части Правды (Нейман в Studien zur gründlichen Kenntniss der Vorzeit Russlands, стр. 52–86, у г. Калачова, стр. 17. Нам случилось видеть эту редкую книгу, но не в публичных библиотеках) или в сочинениях по уголовному праву (гг. Попова, Богдановского, Ланге в архиве г. Калачова) эти явления рассматриваются подробно. Оба главных признака, отличающих дополнения детей Ярослава от старой Правды, не могли составлять явления совершенно нового, созданного законодательной деятельностью этих князей. Община, конечно, не в первый раз при Изяславе подверглась взысканию виры в пользу князя. Учреждение виры вовсе не создано законодательным актом. Князья только пользуются этим учреждением для целей суда. Из многих положений этой 2-й половины Правды можно заключить, что автономия общины и вместе, конечно, власть суда все более стесняется. В 19-й ст. видно, что община, на земле которой лежит голова убитого, обязана сыскать убийцу или заплатить виру. Статьи, запрещающие без княжа слова оумоучить (наказать) смерда, огнищанина, тиуна, мечника, по всей вероятности направляются к той же цели. Везде границы самосуда определяются возможно тесным образом. Убить на месте преступления можно только ночного татя. Если его додержат до света, то вести его на княж двор. Община (люди) является уже в качестве свидетеля событий. Но начало подчинения идет гораздо далее. В этой же редакции Правды мы встречаем непрерывные назначения продаж, т. е. штрафов князю по таким преступлениям, которые очень долго могли сохранять характер частных правонарушений, обиды и, стало быть, окупаться посредством удовлетворения одного обиженного. Ввиду этих несомненных свидетельств весьма странно встретить мнение, что частная месть за убийство пережила вторую Правду. Это мнение принадлежит Нейману и держится на очень слабых основаниях.