Поздно.
Перестаю кормить комаров и захожу в дом. Перед сном читаю Верлена:
…Рыдает соловей.
И путник, заглянув к деревьям бледным, – там
Бледнеет странно сам,
А утонувшие надежды и мечты
Рыдают с высоты2.
Мне снится дрожащее дерево в холодной воде и плачущая птичка на ветке.
8
В конце января Петя заболел, воспаление легких. Мама уволилась, чтобы его выхаживать. На еду зарабатывает рукоделием. Узоры, цветы и птицы на скатертях и постельном белье, вышитые гладью, принесли ей славу мастерицы. Помогают и дедушка с бабушкой: картошка, квашеная капуста, домашние куры и яйца – большое подспорье. Я написала маме, что возьму академический отпуск, приеду домой, стану работать, а она растить Петю. Мама запрещает даже думать об этом.
В институте от сокурсниц узнала, что девочки вечером подрабатывают на хлебозаводе. Я пошла с ними. Свежеиспеченный хлеб (тридцать буханок) в широких деревянных лотках с невысокими бортиками загружаю в машины. В фургоне – дорожки-зазоры, как в холодильнике, в них вставляю тяжелые ящики. Первые «этажи» еще осиливаю, но те, что вровень с моим ростом, даются с трудом. Еще выше – подвиг для меня. Руки дрожат, боюсь уронить хлеб. Если попадется добрый водитель, помогает: подаю ему ящики, он ставит их в верхние ряды.
Ночью просыпаюсь от боли: руки и спина ноют, как у старушки.
Через месяц получила деньги – в два раза больше, чем стипендия. Мама пишет, что в магазинах перебои с продуктами, и я отправила посылку с вяленой рыбой и консервами, тушенку, сгущенное молоко, игрушки. Остатки заработанных денег – почтовым переводом. Мама подумала, что отец позаботился, я не стала ее разубеждать. От его помощи я отказалась, потому что живу у родственников и получаю стипендию.
Нелегко работать и учиться. Ночью пишу конспекты, готовлюсь к семинарам. Мало мне обязательных предметов, решила прочитать труды философов. Нахожу в них ответы на возникающие вопросы о природе человека, о сознании и душе, но некоторые тексты настолько сложны, что перечитываю их несколько раз – и словно путь в ночи освещается фонарем – смысл открывается в полной мере.
Читаю у Аристотеля, что душа – нечто единое и неделимое на части. Почему же одна часть улетает в Волжский, другая в Ленинград?
Я тоскую по Саше. Письма летают так же часто, но мало утешают.
Саша хотел прилететь на несколько дней, но я запретила. То, что я жила у родственников, являлось препятствием для наших встреч. Сложно представить, что буду до позднего вечера гулять с Сашей, а потом, краснея, объяснять, где была. Конечно, я взрослая и сама распоряжаюсь своим временем. Нет, это не так. Я лгу себе. Никто не контролирует, я сама создала условности и преграды. Примерная девочка не может гулять ночью.
Каждый раз перед сном я «разговариваю» с Сашей и Лизой, говорю им о том, что в Уральске не ощущаю своей инаковости.