– Альпаков! – сказал он.
– Я! – ответил я.
– Писать умеешь?
– Так точно!
– Хочешь побыть писарем?
Мне понравилось, как это звучит, и я ответил:
– Так точно!
– Тогда заполни эти журналы. Щас покажу, как. Посидишь заодно, покайфуешь.
Кто-то из ребят сменил меня на тумбе, и мы с Брусом уединились в учебном классе, где Брус познакомил меня с интимным процессом заполнения внутренней документации.
– Короче, смотри. Термометрия. Здесь ты пишешь фамилию солдата, напротив неё – температуру. Такую, чтоб была ниже тридцати семи. А рядом – подпись.
– Чья подпись?
– Ответственного по подразделению.
– И чё, мне прям за него расписываться?
– Ну не ему же!
– Понятно.
– Так. Дальше техника безопасности. ТБ. Здесь тоже пишешь фамилию солдата, потом напротив пишешь: «Ознакомлен», – и дальше – подпись.
– Опять ответственного?
– Нет, теперь подпись солдата. Просто черкани что-нибудь, какая разница. А дальше, рядом с подписью солдата, подпись ответственного. Тут ты уже знаешь, что делать.
– Только я по фамилиям всех наших не помню.
– Ничего, я тебе список дам. Вот. Ответственный сегодня сержант Кыш. Его лишний раз лучше не беспокоить. Ну, это так, чтоб ты имел в виду. Своим там тоже передай. Собственно, вот и всё. Вопросы?
– Нет, вопросов нет.
– Тогда сиди, кайфуй. И не торопись особо, умей, так сказать, растянуть удовольствие. А то ты, смотрю, по-бырому всё делаешь. Тут не так надо. Тут как бы чем дольше ты делаешь что-то одно, тем дольше ты не делаешь что-то другое. Понимаешь?
– Кажется, да.
– Ну и хорошо. Ладно, пойду послоняюсь. Если Кыш или из наших кто зайдёт – скажи, мол, я тебя сюда посадил.
– Понял.
– Всё, давай, удачи.
Я заполнял синей ручкой какое-то говно, но ощущал при этом, будто бы приобщаюсь к таинству, объединяющему не только все слои армейской пищевой цепи, но и всю нашу необъятную Родину.
Наряд наш шёл здорово. Да, мы ещё не спали, когда прозвучала команда «Отбой». Мы ходили из помещения в помещение со швабрами и вёдрами и в поте лица драили полы. Но нас это не смущало. Это была плата за чувство собственной особенности и исключительности, которое мы ощутили впервые за всю неделю унификации и приведения к общему знаменателю. Мы могли пойти посрать когда захотим. Могли пойти поссать когда захотим. Могли попить когда захотим. Словом, перед нами открывалась уйма возможностей, недоступных всем прочим.
Помыв полы, мы распределили время ночного бдения на тумбе. Я пошёл стоять первым. До полуночи сержант Кыш, которого вдруг пропёрло поговорить с солдатнёй, расспрашивал меня о моём прошлом.
– А правда, говорят, ты в музее порнухи работал?
– Ну, как работал…
– И чё там? Чё там такое-то? Прям хуй-пизда что ли?
– Ну,