Он пел о чём-то грустном-грустном,
Он обходил зелёный шип
И знал, нас разлучили гнусно
Две непутёвые души.
Но снова мы соединились,
Для нас блестит в траве роса,
Над нами солнце, а над ними
Всегда суровая гроза.
В лоне замка
Они любили в лоне замка
В палящем утреннем пурпуре,
Они кружились в центре зала,
Как два весёлых корабля,
Что беззаботно тянет в бурю.
Горела яркая свеча,
И потолок, лазурный свод,
Знал новый танец наперёд,
Торжественно орган звучал.
Как два весёлых корабля,
Они кружились, с бурей споря
И море страстное деля,
Весь мир считая страстным морем.
Слеза
Слеза. Солёная, круглая, злая,
Встречая веснушек золото на пути,
По розовой мягкой щеке сползает,
Шепчет: «Воздай ему! Отомсти!»
«Кому?» – сонный рассудок спрашивает.
«Тому, кто душе не давал ни покоя, ни отдыха!» –
«А! Белокурому призраку вашему. Так ведь это глупей,
Чем бороться с воздухом».
«Призраку? Но непризрачно он целовал ночами.
По-настоящему! Золота жёлтого дарил сундуки, ящики,
Поил кофе и белым чаем. Плед подавал серой осенней полночью,
Штор тёмных приподнимал завесу, казался могущественнее Зевса,
А оказался трусливой сволочью».
«Солнце! – рассудок зевнул, хихикает, нежно обласкан лучами-бликами. –
Солнце, помочь вам, ей богу, рад!
Только не будьте, как роскоши раб, капризны.
Призрак ни капли не виноват в вашей болезни идеализмом».
Солнце
У меня было Солнце. Не описать, какое!
Ярче не сыщешь в мире и горячей.
Я его утром сквозь тучи читала запоем,
Буквы слагая из золотых лучей.
Я его видела в смоге заката-пожара,
На перекрёстках и на кругах колёс,
Но, исчезая под вечер, оно обижало
Больно, до крохотных тайных слёз.
Как-то, кофейный осадок оставив на донце,
В чашке, вышла из дома и – дурачьё! –
Вздумала я заменить это чудное Солнце
Обыкновенной ручной свечой.
Я зажигала её, если огня хотелось,
А надоест – тушила, дунув разок.
В сердце моем поселились гордыня и смелость,
А человек в нём погиб (как и Бог).
Но ведь свеча не гранит: миг – ни шика, ни лоска.
Только теперь что ни утро – решительно тень,
Вижу я лужицу белого-белого воска,
Жарко, и, кажется, криз, мигрень.
Петь бы – да, петь бы, но голос до ужаса тихий.
Плохо! Озноб изнурительней судорог бьёт.
Солнце мне светит в печальной неразберихе,
Но ведь оно – красноликое! – не моё.
Не обижайтесь, Солнце!
Не обижайтесь, Солнце, не надо!
Куда Вы? В тучи, за горизонт.
Я