Брови Юдина окончательно зажили своей жизнью и поднялись так высоко, что почти слились с кудрями.
– Но позвольте, – сказал он, – вы ведь в курсе, что в МГИМО нет открытого набора?
– Но как же? Официально есть.
Юдин постучал карандашом по блокноту и задумчиво изрек:
– Официально и мясо в магазинах есть… И колбаса, и стерлядь, и сыр рокфор из книги о вкусной и здоровой пище…
«Умника из себя строит, что ли?», – неодобрительно подумал Фролов.
– Хорошо, не в МГИМО. Подойдет любой московский институт.
– Почему именно московский?
– Можно и в ленинградский.
– Да, но почему не здешний?
С точки зрения Фролова, такой вопрос мог задать либо блаженный, либо идиот. Ему хотелось спросить: а вы, Сергей Саныч, давно были на улице? Там-то не ваша просторная комната, не лепнина, не эркеры, не милая мама Роза за стенкой. Там скучный серый город, в котором жизни чахнут, едва начавшись. Мир только и ищет, кого бы сожрать живьем, но Ваню он не получит.
– У вас есть дети?
– Нет, – репетитор покачал головой.
– Но вы, наверное, и так понимаете, что родители всегда хотят лучшей жизни для своих детей.
Юдин покусал губы и пробормотал:
– Да-да, я понимаю… но все-таки…
Фролов перебил с излишней резкостью:
– Вы возьметесь или нет?
Они глядели друг другу в глаза. Казалось, что репетитор силится разгадать в лице Фролова какой-то сложный, но занимательный ребус.
– Ну хорошо, – наконец сказал он. – Приводите сына, посмотрим.
Это была какая-никакая, а все-таки победа. Фролов с чувством пожал репетитору руку. По дороге домой он припоминал детали разговора и смаковал предвкушение. Представлял, как все расскажет Ваньке и как тот скажет ему спасибо за хлопоты.
Дома царило необычное оживление. Из комнаты доносился веселый голос сына. Ванька рассказывал Ленке о каких-то транзисторах. Месяц назад он выпросил набор для радиолюбителя и теперь говорил о нем часами. Отвлекшись от разговора, Лена выглянула из-за ширмы и увидела Фролова. Улыбка сразу сползла с ее лица.
– А, Вова, привет… Есть будешь?
– Буду, – согласился Фролов и поставил обувь на то место, где днем стояли югославские ботинки.
Лена вытерла руки о полотенце.
– Слушай. Надо обсудить насчет Сени.
Лена старалась говорить очень тихо, чтобы Ваня не слышал. Щеки у нее побледнели, причем не целиком, а пятнами. Фролову стало ее жалко, и мимоходом он удивился: вот, значит, как зовут кавалера – Сеня. С его точки зрения, тот мужик в рубахе с огурцами больше тянул на Эдуарда, Филиппа или хотя бы Антона.
– Лен, а что на ужин? – перебил он чуть громче, чем надо. Лена совсем растерялась.
– А?.. С-сайра.
– С картошкой?
– Ну да.
– С картошкой – это хорошо, – он протиснулся в комнату, обходя Лену, и приземлился за стол напротив Ваньки. – Что там у тебя?
Ванька продолжил тарахтеть про транзисторы.