Подвиг Севастополя 1942. Готенланд. Виктор Костевич

виселицы с саботажниками и лесными бандитами. И пьешь ты не мерзкую бурду вперемешку с песком, которая только символизирует кофе, а приличное татарское вино, и рядом с тобой друзья, а не капитан Шёнер или спесивый болван по фамилии Отто. И ты по-прежнему жив, и штурм, которого все ожидают, не начался, и если начнется, то начнется не завтра. А значит, у тебя, в отличие от Петера Линдберга или белобрысого пролетария, имени которого ты уже не узнаешь, еще будет шанс отведать вина. Татарского, русского или еврейского – какая, к чертям собачьим, разница? Не так уж мало, право слово.

      – А теперь – за удачу! – предложил Греф. – Спорт в нашем деле, конечно, штука нужная, но без удачи ничего не стоит. Мина не знает, что ты сильный и ловкий, – долбанет, и кишки наружу. Верно?

      – Верно, – согласился быстро хмелевший Браун. – А бывает, попадет так, что лучше некуда. Как Хорсту. Списали вчистую, а всё на месте, кроме самой малости, но девкам до нее и дела нет. Теперь попивает пивко и плевать хотел на весь этот бардак.

      – Что я слышу, старший стрелок? – ехидно прищурился Греф. – Попахивает пациф…

      – За удачу так за удачу! – перебил его Дидье.

      – За удачу, – присоединился я.

      Когда вино окончилось и Греф поспешил нас покинуть, Отто не удержался от проявления недовольства.

      – Дослужился до взводного, так мог бы и не выпивать с рядовым составом.

      Дидье не согласился:

      – Он тоже человек. И к тому же наш товарищ.

      – А если товарищ, то мог бы угостить. Товарищ… Как в наряд, так командир, а как пить на дармовщинку…

      Продолжая ворчать, он завалился на спальную полку. Дидье последовал его примеру, а я нащупал в кармане три письма, переданные мне сегодня из канцелярии. Времени прочесть их до сих пор не нашлось, но впереди была целая ночь (если, конечно, русские не устроят артналет или другую пакость). И это тоже радовало.

      Первые радости

      Красноармеец Аверин

      Двадцатые числа мая 1942 года, седьмой месяц обороны Севастополя

      Старшина второй статьи Зильбер был мужчина крупный и серьезный, с атлетическими плечами, могучим, в командирских бриджах задом и носом Ильи Эренбурга. И таким же грозным, как тот. Когда Старовольский ненадолго отлучился, старшина, демонстрируя нам кулак величиной с не самый маленький арбуз, произнес небольшую речь:

      – Третий взвод, слушай сюда. Попрошу помнить: я против рукоприкладства и прочих мер воздействия на личный состав, не предусмотренных уставами РККА и РККФ. Но если кто туточки думает валять дурака, то я имею первый разряд по боксу. В полутяжелом весе.

      «Проверим», – прошептал у меня за спиною Мухин, а я подумал, что в лице Зильбера на нашу голову свалился еще один Рябчиков, в полутяжелом весе и тельняшке.

      Мы стояли на дне траншеи, там и сям потрескивали выстрелы, изредка ухали пушки, грохотали вдали разрывы – и всё это называлось затишьем. Так нам объяснил старшина: «Сейчас у нас затишье, передовые части оборонительного района