Придержав шаг, я жестом остановил своего соратника. Тамиор поднял вопросительный взгляд и прежде, чем он успел что-то возразить, я расплылся в блаженной улыбке, широко расправил руки в стороны, затем слегка запрокинул голову кверху и сделал глубокий вдох, неторопливо впуская в горло живительный воздух этого зелёного моря. Бородач хмыкнул и чуть погодя повторил те же действия, невзирая на незапланированную заминку. Теперь, когда мы благополучно добрались до опушки, времени имелось предостаточно. Незыблемый лес оставался последним препятствием на подступах к заключительной точке нашей охотничьей экспедиции. Уже завтра, ещё до заката, на горизонте должны были показаться ворота Мак-Таура.
Близость дома придавала сил, а потому обилие валежника, так и норовившего уцепиться за ногу при каждом новом шаге, едва ли замедляло и без того размеренную скорость. К тому же расстояния между широченными стволами огромных деревьев в аккурат хватало для прохода двух крупных мужчин, впряженных в не слишком громоздкие волокуши, что сводило на нет главные опасения. Нам лишь изредка приходилось останавливаться, дабы расчистить путь от крупных сросшихся воедино с дорогой ветвей или поискать обходную тропу вокруг очередного великанского трухлявого бревна, упавшего много сотен лет назад, а ныне служащего целым городом для полчищ разнообразных насекомых. Те же исполины, чьи корни по-прежнему крепко держались за землю, вовсе не вмешивались в маршрут случайных путников, будто ни на миг не желая отрываться от своей почетной службы. Оно и понятно. Какой прок обращать внимание на суету под ногами, когда наверху имеются дела куда более важные.
Древние дубы и вековые вязы устремляли свои древесные туловища высоко к небу и там, опираясь о низколетящие облака и друг друга, сплетали раскидистые ветви в непроницаемый купол, оберегающий этот обособленный мирок от дождей и палящего зноя. Говаривали, что благодаря такому диковинному единению, лес, даже при самых сильных ветрах оставался неподвижен, точно стихия не касалась его вовсе. Эта же особенность служила и причиной прозвищу, в коем, на мой взгляд, не было ни капли преувеличения. Ведь редкий луч дневного света мог проскользнуть мимо ветвистой стражи, молниеносным ударом продырявить зелёный свод и, так и не достигнув дна, раствориться в царящем повсюду полумраке, из-за которого определить, полдень сейчас или поздний вечер, не представлялось возможным. Густая листва одинаково надежно скрывала как яркое солнце, так и кроткие проблески первых звезд.
В таких местах ночь наступала резко, стремительно. А подготовить лагерь