Остановил меня её смех. Она лежала и смеялась, и смеялась надо мной, причём совершенно обычным смехом, не истерическим.
– Чего ржешь, дура? – растерявшись, спросил я.
– Ты бы на себя посмотрел, горе-насильник, – ответила она сквозь смех.
– Извини, но если я этого не сделаю…
– Да ладно, считай, что у тебя зачёт.
– Что?!! – окончательно охренел я.
– Добро пожаловать в лабиринт.
– Так ты?..
– Очередная веха на твоём пути к себе.
– Ну и на хрена всё это? – чуть не плача, спросил я.
– Чтобы сбить с нервов мох.
– Лучше бы мне приказали тебя убить, – разозлился я.
– И это вместо благодарности.
– Какой ещё, блядь, благодарности! – взорвался я.
– Я тут ради тебя собой жертвую, по роже получаю…
– Да ты сама на меня набросилась.
– Скажи спасибо, а то бы ты свой стручок так и не вытащил.
А ведь она была права!
Наверно, если бы в тот момент, какой-нибудь случайно оказавшийся рядом мастер дзен дал мне палкой по голове, я бы стал просветлённым, но мастера поблизости не оказалось.
– Хочешь чаю? – спросила вдруг она.
– Даже не знаю, – ответил я.
– Ладно, пошли на кухню. Сам встанешь, или помочь?
– У тебя платье порвано, – вместо ответа сказал я.
– Издеваешься?
– Нет, но теперь знаю, что чувствовала Алиса в Стране Чудес.
За чаем я пришёл в себя, и даже сообразил, что мы незнакомы.
– Меня Костей зовут, – представился я.
– Неля, – назвалась она.
– Ты меня извини…
– Проехали, – оборвала она.
Дальше мы разговаривали о всякой всячине, как будто я просто забежал на чай. Кстати, несмотря на следы побоев, растрёпанный вид и разорванное платье, выглядела она значительно лучше, чем на фотографии, да и глаза стали не потухшими.
Меня так и подмывало спросить, зачем она участвует в таких спектаклях, но не решился. Попытка изнасилования – не повод требовать откровенности.
Перед уходом она дала визитку с адресом.
– Завтра ровно в восемь тридцать утра ты должен быть там, – сказала она.
Прощаясь, я улыбнулся, но не ей, а себе.
– Радуюсь, что не стал насильником, – пояснил я, увидев вопрос в её глазах.
– Подожди, – сказала она, и дружески поцеловала в губы.
Митота восьмая. Дрочи и улыбайся
Когда мнимая жертва и свидетельница моего позора закрыла за мной дверь, было начало одиннадцатого ночи. Я чувствовал себя, словно из меня выжали все соки, а на душе было настолько погано, что хотелось обо всём забыть и никогда не вспоминать. Настроение упало ниже плинтуса, и, вспомнив, как на военных сборах