Пока я думал, мама успела от меня отойти. На пустырь хлынула толпа людей, и людской поток начал относить от меня маму. И понял я, что хочу оставшееся время провести рядом с ней, рядом с самым близким человеком, и поняв, бросился в человеческий поток. Работая локтями и кулаками, давая по морде и получая в ответ, я приблизился к маме. Я крепко обнял её, и сказал, что люблю.
– Я тоже тебя люблю, – ответила мама.
Проснувшись, я чуть не заплакал от глубины собственного идиотизма. Ведь, как и многие другие, я растрачиваю отведённое мне время на всякую ерунду, на ссоры, на пустяковые обиды и погоню за химерами, лишая себя возможности сделать что-нибудь действительно важное, или хотя бы просто побыть с дорогим человеком, остановить начинающийся скандал, подарить дорогим людям радость. Пусть маленькую. Ведь, не делая этого, мы медленно, шаг за шагом убиваем жизнь, растрачивая на хрен знает что. И, что самое страшное, убиваем не только себя, но и тех, кого любим: родителей, детей, друзей, любимых…
И, что совсем самое-самое мерзкое, так это то, что постоянно об этом читаем, постоянно думаем – после ударов судьбы, – думаем, чтобы в следующую секунду забыть, и накричать на любимого человека из-за какой-нибудь ерунды, не стоящей и дырки от бублика.
Мне сильно захотелось позвонить маме, сказать, что я её люблю, что она – самый дорогой мой человек, но было слишком рано, и я решил позвонить позднее. Мне же пора было собираться, и идти по полученному столь грязным способом адресу. А ведь там могло ждать всё, что угодно.
Нужный офис располагался в бывшей квартире первого этажа «хрущёвского» дома. Никакой опознавательной таблички у входа не было, а охранник был, этакий патриотично-серийный головорез из голливудского блокбастера.
– Вы куда? – спросил он, преграждая путь.
– Мне назначено, – ответил я, не зная, что говорить, если спросит, кем и когда.
К моей великой радости он не стал задавать вопросы, а, посторонившись, сказал:
– Проходите.
Я вошёл и оказался в большом предбаннике, в котором, каждая за своим столом, сидели три барышни лет по двадцать, в деловых костюмах и с ещё более деловыми лицами. Других посетителей не было. Стоило войти, как барышни, забыв на время о своих пасьянсах, блогах и прочих важных вещах, уставились на меня, как Ленины на вошь.
– Что вам угодно? – строго спросила одна, и так посмотрела, словно я был букашкой, которую она рассматривала, держа в пинцете.
– Мне назначено, – повторил я открывшую входную дверь фразу.
– Ваша фамилия?
– Борзяк.
Она несколько раз клацнула по клавишам, посмотрела на меня, потом в монитор, потом снова на меня и, наконец, сказала:
– Всё