как это делается, он вошел в парадную, и тут же был сбит с толку непривычными звуками тяжелой музыки, проникающими сквозь толстые кирпичные стены, как сквозь мембраны огромной тысячеваттной колонки размером с многоквартирный дом. С подозрением поднявшись на второй этаж и открыв дверь в свою квартиру, он погрузился в тяжелые гитарные риффы и грубые барабанные сбивки, покрытые мелодичным, но очень жестким вокалом. Немногие оставшиеся в доме предметы вибрировали и дребезжали. Единственная в коридоре вешалка звенела висевшими на ней ключами от автомобиля, половина кухонного гарнитура, наоборот, глухо проглатывала все попадающие в нее звуки. Ножки стола и двух стульев вибрировали на деревянном полу в гостиной, как бормашина. На диване в окружении пивных бутылок с полным отрешения взглядом лежал отец, излучавший спокойствие как человек, наконец-то решивший все на свете проблемы, ну или ушедший от них. Голова его торжествующе покоилась на подлокотнике, одна рука держала выпивку, другая – пульт, а ноги в уличной обуви громоздились на противоположном конце дивана. Заводские рубашка и брюки говорили о недавнем окончании рабочей смены или о ее скором начале. А возможно, она проходила именно в этот момент. Чтобы узнать точный период солнечного градуса, Платон вышел в свою опустевшую без сестры комнату, неожиданно мрачную, будто потерявшую тепло и неподдельный уют. Электрический механизм на стене показывал скорый конец рабочей смены. Значит либо у отца был внеочередной выходной, либо одно из двух.
Во всей квартире царили устойчивый запах перегара и медовый аромат засохшего пива. Воздух продолжали сотрясать панические вибрации попавшего в ловушку воздуха, вопреки своей воле разносящего безумно громкую музыку из телевизора. Через усилившиеся помехи в нем уже ничего нельзя было разглядеть, но транслировался определенно концерт какой-то рок-группы, потому что после каждой песни слышался заглушаемый ревом толпы голос солиста, объявлявшего новый трек. Лежавший в расслабленном состоянии отец тщетно давил пальцем на кнопки пульта в безуспешных попытках переключить канал. Неизвестно, сколько длилась эта беспомощная борьба с техникой, но пыл мужчины поугас, и он почти смирился с концертом неизвестных ему рокеров и медленно попивал пиво из очередной бутылки. Не желая поднимать голову вертикально, он проливал часть напитка на шею и дальше через край дивана на пол. Затыкая уши пальцами, чтобы не оглохнуть, к нему подошел Платон, аккуратно взял пульт, отряхнул от застрявших между кнопками крошек и, направив ровно в мельтешащий помехами телевизор, нажал на уменьшение громкости. Звук послушно стих.
– А, привет, бандит, – проговорил отец пьяным голосом, словно плыл по своим словам, как по волнам. – Решил остаться со стариком? Молодец.
– Да я, собственно, еще не успел все обдумать, – начал оправдываться парень, но потом решил не делать родителю больно и замолк.
– Это ты молодец, – повторил мужчина с трудом, будто извлекая каждое
