– Я помню, что у меня опять заболела голова, – медленно протянула она. – Как в прошлый раз. Только боль накатывала постепенно, еще до того, как Богдан позвал меня на улицу. Но я подумала, что просто переутомилась.
Тут она засмущалась. Собственные покрасневшие щеки намекали ей, что упоминание ухажера может ранить Платона, так сладостно, обреченно, по-щенячьи смотревшего на нее.
– А в прошлый раз тебе ре́зко стало плохо? – спросил он, желая помочь девушке, а не ревновать ее.
– Не знаю. Я тогда много выпила на вечеринке и решила, что намешала лишнего. – Она покраснела еще сильнее и начала смущенно поправлять свисающие на плечи локоны, накручивая их на пальцы.
– Ну слава богу, – искренне обрадовался парень. – Значит это не такой уж внезапный приступ и его можно предотвратить.
– Как? – с горечью улыбнулась Лия, обронив из глаз первые капли слез. – За мной даже скорая помощь не хочет ехать.
– Пофиг на этих гадов. Вот это гораздо лучше.
Платон провел по рулю трясущимися руками, яростно сжал кожаную оплетку. Безысходность стучала к нему во все двери, но привыкшее к гормональному и любовному нервному апокалипсису сознание уже невозможно было расстроить сильнее. Он просто хлопал по рулю, скрывая внутренний ужас.
– Тебе-то это зачем? – спросила Лия и, не дожидаясь ответа, разразилась слезами, едва успев закрыть лицо руками.
Тишину в салоне автомобиля наполняли ее всхлипы и вздохи, будто что-то родное и близкое разрывали на части. Платон положил руку девушке на плечи и приобнял. Конец жизни, апатия, безнадежность. Такое уже привычное парню настроение теперь наполняло их обоих, отчего на душе начали скрести кошки и становилось еще тяжелее. Растерев глаза, Лия никак не могла успокоиться от накатившего на нее ужаса, а убивавшийся по ней Платон теперь мог хоть целую вечность сидеть рядом, положа руку на нежное дрожащее плечо. Неизвестно, сколько могла бы продолжаться сцена столкновения с безысходностью, но личное пространство молодых людей начали нарушать пронзительные взгляды собиравшихся вокруг автомобиля пешеходов. Черный брезентовый верх машины создавал некую тень внутри салона, но через стекла все равно проникал яркий солнечный свет, предательски отражаясь наружу и выставляя все напоказ. Платон делал вид, что не замечает сжимавшегося кольца удивленной толпы, и поглаживал по спине переставшую плакать девушку. Будучи мужчиной, он пытался подставить плечо и внушить уверенность и спокойствие столкнувшейся с трагедией девушке. Он сам летел в пропасть с торчащими на дне острыми руинами разбитых желаний, но старался не подавать виду. Так или иначе, он уже давно не принадлежал себе. С тех самых пор, как в окне напротив его дома появилась Лия.
– Хочешь вернуться? – аккуратно спросил