В комнате стоял холод. В ней не было запахов, которые я подсознательно ожидал. Пахло же затхлостью старых книг и чуточку пчелиным воском. Через несколько мгновений я понял, чего мне недостает. Запаха табака. Филипп Леонидис не курил.
Он встал из-за своего стола, когда мы вошли: высокий мужчина, немолодой, лет около пятидесяти, удивительно красивый. Все так подчеркивали уродливость Аристида Леонидиса, что я почему-то ожидал, что его сын тоже будет уродлив. Я никак не был готов увидеть такие совершенные черты лица: прямой нос, безупречную линию подбородка, светлые волосы, тронутые сединой, зачесанные назад от красиво вылепленного лба.
– Это Чарльз Хейворд, Филипп, – произнесла Эдит де Хевиленд.
– А, здравствуйте.
Я не мог определить, слышал ли он когда-нибудь обо мне. Рука, поданная им, была холодной. На лице не отразилось любопытства. Это заставило меня занервничать. Он стоял передо мной терпеливо и равнодушно.
– Где эти ужасные полицейские? – требовательно спросила мисс де Хевиленд. – Они здесь уже были?
– Я полагаю, старший инспектор… – он опустил глаза на лежащую на столе визитку, – э-э, Тавернер скоро придет поговорить со мной.
– Где он сейчас?
– Понятия не имею, тетя Эдит. Наверху, наверное.
– У Бренды?
– Я не знаю, правда.
Глядя на Филиппа Леонидиса, невозможно было представить себе, чтобы где-то поблизости от него могло совершиться убийство.
– Магда уже встала?
– Не знаю. Обычно она встает не раньше одиннадцати.
– На нее это похоже, – заметила Эдит де Хевиленд.
Послышался чей-то высокий голос, произносящий слова скороговоркой; он быстро приближался. Очевидно, голос принадлежал миссис Филипп Леонидис. Дверь у меня за спиной распахнулась, и вошла женщина. Не знаю, как ей удалось создать такое впечатление, будто вошли три женщины, а не одна.
Миссис Леонидис курила сигарету в длинном мундштуке и была одета в неглиже из персикового атласа, полы которого она придерживала одной рукой. Волосы тициановского рыжего цвета каскадом ниспадали на спину. Ее лицо почти шокировало наготой, которая свойственна современным женщинам, когда на них совсем нет макияжа. Глаза у нее были голубые и огромные; она быстро говорила хриплым, довольно приятным голосом с очень четкой дикцией.
– Дорогой, я этого не вынесу, просто не вынесу, подумай только о статьях в печати, их пока еще нет в газетах, но, разумеется, они появятся; и я просто не могу решить, что мне надеть на дознание, что-нибудь очень неяркое, только не черное, может быть, темно-лиловое; и у меня не осталось ни одного купона, я потеряла адрес того ужасного человека, который мне их продает, знаешь, тот гараж, где-то возле Шафтсбери-авеню; а если я поеду туда на машине, полицейские проследят за мной, и они могут задать мне