Венсан и Лир были похожи в своем отношении к работе – ради нее они забывали все. Венсан иногда пребывал в депрессии, от которой его спасала только бутылка, а как было с Лиром, я не знаю, я никогда не видела его мрачным, но он всегда был печален. Венсан же, когда не хандрил, был весел. Его манера общаться, ироничная, прямая, признание прав собеседника на иронию в его адрес мне нравились. Лир тоже часто шутил, но более тонко, он мог быть жестоким, если обнаруживал в ком-то излишнее самолюбие или стремление к комфорту. Лир часто повторял нам, что комфорт – могила хомо сапиенс. Венсан удивлял меня тем, как заботился он о Диего, безропотно терпел его ругань, в большинстве случаев незаслуженную. Он устраивал его поудобнее на постели, чтобы тот мог рисовать, или выводил бородача гулять. Диего мог швырнуть в него банкой с тушью, или тарелкой, в которой Венсан принес ему еду, его истерики по поводу того, что ему плохо, и никто этого не понимает, меня выводили из терпения, хотя я напрямую с ним почти не общалась, а только наблюдала за их отношениями с Венсаном. Наверное, жена Диего и та не смогла бы лучше ухаживать за ним, чем это делал Венсан.
С Гого мы уже давно не виделись, и мне даже было не интересно, завел он себе кого-то или еще помнит обо мне. Я ходила теперь в странный клуб под названием «Электра». Там собиралась тусовка таких же бездельников, как я, и было бы безумно скучно, если бы мы не разыгрывали там сцены неземной любви. Несколько трубадуров, кто мог складно плести монологи, вертелись вокруг девушек, что были остры на язык и импозантно одеты, остальные составляли планктон, вздыхавший в такт действу. Часто это было забавно, мы шутливо разыгрывали влюбленность и ревность, драмы и комедии, и время пролетало незаметно, а тяжелые мысли выветривались из головы вместе с парами алкоголя. Я стала ходить туда после того, как однажды в захудалой кафешке случайно увидела Лира с Дени, пареньком, несколько раз приходившим на наши занятия в прошлом году. Тогда все подумали, что ему не понравилось в студии, и он не стал заниматься, но, видимо, он просто приходил к Лиру, студия его не интересовала. Лир с Дени сидели на диване в углу, я хотела подойти к ним. Они не заметили меня. Когда я приблизилась, поняла, что нужно уходить, – они целовались. На следующем занятии я, когда все ушли, спросила Лира: «Вы любите Дени?» Он посмотрел на меня с сожалением. «Мы вместе уже три года, Катрин, мне жаль, но я не та персона, которая тебя может интересовать. Все впереди, детка!» – подбодрил он меня.
Диего и правда оживился через некоторое время. Теперь он постоянно рисовал. С остервенением черкал он на листах пейзажи Андалузии, стараясь вычерпать до дна свои воспоминания. Несколько раз мы выводили его гулять. Правда, прогулки радости ему не доставляли. Вместо того чтобы наслаждаться прекрасной погодой, которая стояла в те дни, он только зудел о том, что все смотрят на него, видят его немощь и в душе глумятся