процветать произвол, что бы Александр не говорил о Конституции и учреждении Парламента. – князь смотрел вдаль задумчиво. – Если он игнорирует мнения тех, кого назвал личными друзьями, с кем делился тем, чего не рассказывают и на исповеди, то о каком демократическом правлении может идти речь? Нет, я там буду лишним. Да я всегда там был лишним, только не замечал.

      – Но если ты уйдешь, что же будет с нашей Польшей? – не сдавалась Анж. – Она не должна объединяться под властью Бонапарта!

      – Есть много тех, кому всё равно, под чьей властью она объединится, – пространно заметил Чарторыйский. – Я тоже не желаю, чтобы поляки выступали под французскими знамёнами и становились очередным покорённым корсиканцем народом. Но многим всё равно. И нас и так многие считают «москалями». Мой пост канцлера служит тому лишним подтверждением.

      – Так на тебя кто-то давит, чтобы ты уходил? – Анж пристально взглянула ему в глаза.

      Он кивнул.

      – Свои? – шепнула она.

      – Проклятые Потоцкие, – Адам посмотрел на неё. – Свои хуже чужих.

      – Я с тобой, – повторила княжна Войцеховская.

      Они прошли вместе до дома. Рука в руке.

      – Если царь не догадается снять всех своих приближённых, особенно тех, кто возглавляет Штаб, он проявит себя большим идиотом, – разбавил молчание князь.

      Анжелика проговорила медленно, с расстановкой:

      – А если не снимет, я помогу кое-кому уйти.

      После ужина Анжелика прошла к бабушке, изучавшей какой-то древний фолиант, и сразу начала:

      – Ты знаешь, в каком положении Адам?

      Изабелла оторвалась от чтения и измерила внучку испытующим взглядом тёмных глаз.

      – Он сам во всём виноват.

      – В чём? – накинулась Анж, доселе не позволявшая себе подобных дерзостей. – В том, что его обманул Александр?

      – В том, что вообще мешается в москальские дела, – отчеканила княгиня.

      – У него нет выхода. Он делает это для Родины.

      – Один такой, пан Понятовский, уже пытался, – проговорила Изабелла медленно. – Закончилось всё бойней. Адам шёл по пути последнего короля. Мог бы и знать, что царь поступает так, как велит ему левая пятка. И что он не прощает обид, пусть с виду и притворяется, что ни сном, ни духом.

      – Обиды? – переспросила Анж.

      – Разве рождение ублюдка от того, кому клялся в дружбе – не обида? – на губах у княгини Чарторыйской заиграла ядовитая усмешка.

      Анжелика нахмурилась. Она, естественно, слышала разговоры и сплетни. Но желала подтверждения. И да, она вспомнила Елизавету, и огонь ревности зажегся в её душе. В Петербург она хотела ещё и потому, чтобы интриговать против неё. И, в конце концов, уничтожить окончательно. Слава Богу, императрица довольно глупа, и покончить с ней можно быстро – и, главное, бесшумно. Анж знала немало средств и способов для этого.

      – История стара, как