– Спасибо, гости, Иван Трифоныч, к нам на кружечной… – Пожду быть на кружечном! Ныне же хозяина не обессудьте.
Когда Бегичев вернулся кончать обед, то увидал: его гость, Иван Каменев, стоял, обернувшись лицом к двери, откуда он еще недавно пришел.
За раскрытой дверью в прихожей горнице медленно шел на Каменева пьяный военный. Толстый, лысый, низкорослый, рыжие усы торчали на стороны, как щетки, темные глаза выпучены и не мигали. По синему короткому мундиру ремень, на нем привешена шпага в металлических ножнах. Шпага откинута назад, при каждом шаге коротких толстых ног стучала и позванивала ножнами.
У входных дверей стоял солдат в серой епанче, в железной шапке, в берестовых лаптях – по серым онучам цветные оборки. Солдат держал барский шишак с коротким еловцем.[132]
– Möge der Geschwänzte euch verschlucken, Ihr Höllenge – würm! Wo finde ich den Schenkengildenmeister? gebt ihn zur Stelle.[133]
– Euer Wohlgeboren! Ausser meiner Wenigkeit, als Gast dieses Edlen, eines Mannes von Adel, belieben Sie hier niemanden zu finden[134], – ответил громко Иван Каменев.
Майор, нетвердо шагая, двинулся вперед, сказал:
– Was?! Er sei ein Deutscher?[135]
– Zu Ihren Diensten, ja, der bin ich.[136]
– Dann möge der Böse dich fressen! Wie ich, – Major Deiger – auch Du ein Narr seiest![137]
– Euerer Worte Sinn kann ich nicht fassen[138]…
– Weil den Dienst bei Narren und Barbaren ich auf mich nahm, der Last nur säuferischen Buben erträglich, den Nüchteren würden Sie schrecken.[139]
Бегичев, не понимая немецкого говора, испуганно глядел и прятался за угол изразцовой печки у стены.
– Эй, казаин! – закричал майор, входя в горницу. Бегичев выскочил из-за печки, спросил:
– Что потребно маюру?
– Потребны? Ви, дюрак! – Он показал рукой на Каменева – То меин камрад! И нам благородный немец ти давал пить вотка!
– Господине маюр, водка на столе, прошу сесть.
Майор отстегнул шпагу, кинул на лавку, тяпнул на скамью, неуклюже перетаскивая под стол тяжелые ноги, взялся за водку:
– Позвольте хозяину налить вам, маёр Дейгер?
– Казаину? Ти дюрак! На Коломна я казаин и мой золдат! Und, Kamerad, wie ist dein Name?[140]
– Stein… Johannes Stein, mit Verlaub.[141]
– Пием, Иоганн, о пием! Наш добрый немец писаль о Москау шонес лид, пием, Иоганн, а то, хорошо помню и часто говору, даже пою – о, хо-х!
Майор, не обращая внимания на хозяина, дворянина Бегичева, выпивая и чокаясь с Иваном Каменевым, мотая оловянной стопой и брызгая водкой, декламировал громко:
Kirchen, Bilder, Kreulze, Glocken,
Weiber, die qeschminkt als Docken,
Huren, Knoblauch Branntewein
Sein in Moscow sehr gemein.
– Вот что видаль наш на Москау!
Потом, выпив водки, широкой лапой с короткими пальцами майор захватил с тарелки горсть мелких рыб, сунул в рот, прожевав, еще громче продолжал:
Auf dem Marckle müssig gehen,
Vor dem Bad entblösset stehen,
Mittag schlafen, Völlerei,
Rultzen, fartzen ohne Scheu,
Zansken, peitschen, stehlen, morden
Ist auch so gemein geworden
Dass sich niemand mehr dran kehrt
Weil man s täglich sieht hört![142]
Кончив декламацию, майор хлопнул по плечу Ивана Каменева, кричал:
– Solch Volk von Knechten und Barbaren nur der Verachtung würdig ist! Je mehr Du sie bespeiest und mit Hieben traktierst, desto modestierter wird es, desto höher steigest