Он чувствовал холод бездны под собой и сильное жжение в ноге. Чтобы новые мысли о смерти не запустили панику, он изо всех сил пытался контролировать дыхание и плыл, загребая воду, периодически посматривая на компас и откашливая воду. Ночь сползала на море. По его расчетам, до берега оставалось немного, может пятнадцать—двадцать миль. Морская соль царапала и раздирала его горло, губы разбухли и онемели, глаза ничего не видели, он все время терял направление движения. Слои воды были разные по температуре, то холодные, то ледяные, не давали согреться даже активно двигающемуся телу. Порой ему казалось, что кто-то касается его под водой, он представил, как ядовитая медуза морская оса жахнет его своим ядом. Но внутренний голос молил не терять контроль над дыханием, не вникать в ощущения в теле и не допускать чудовищных мыслей. Он снова заныривал под приближающую волну, несколько секунд плыл под водой, а потом появлялся на поверхности, чтобы глотнуть воздух.
Это была безумная схватка, было проще смириться. Теперь он отчетливее слышал только один голос.
– Вот и все, такой вот неожиданно ожидаемый конец…
Он наполнил легкие воздухом, закрыл глаза и представил себя маленьким мальчиком с мячом, потом представил, что он и есть этот мяч, которой не сопротивляется стихии, а просто подчиняется морскому безумию. Прочитав молитву, обращаясь к Иисусу, и мантру, обращаясь к Будде, он расслабил и отпустил тело. Волны подхватили его и понесли по ведомой только им траектории.
Утром его нашел Чонг.
Глава восьмая
Чонг не ожидал такого эффекта от праха шамана. В тот момент, когда лицо мужчины поплыло и стало превращаться в лицо утопленника, некогда было рассуждать. Он делал все машинально, доверяя только инстинктам. Может быть, дух старого шамана будет проявлен в Клаасе, рассуждал он.
Но, кажется, для Клааса ничего не меняло. Ненасытность была его топливом. Он любил море как место, которое максимально позволяет получать удовольствия от жизни. Адреналин был обязательной частью приключений. Про последний случай он рассуждал просто:
– Ничто не может меня убить, море для меня точно не опасно.
Чонг наблюдал и надеялся, что европеец станет мудрее, и его жизнь начнет приносить больше пользы ему самому. Клаас, в свою очередь, понимал, что этому пареньку он обязан жизнью, он привязался к Чонгу за его независимый нрав. Он на десять лет был старше Чонга, но именно с ним Клаас ощущал спокойствие, словно возвращался в родительский дом. Чонг не напрягал друга просьбами. Жил, словно у него уже все есть.
Но приближалось время дождей. В конце мая все европейцы покидают мокрую Азию. Пора было возвращаться в родную Голландию и Клаасу, жена и дети требовали присутствия отца.
Класс предложил Чонгу стать