Сам очень увлекся этим, так увлекся, что совсем позабыл о главном. О том, для чего был оставлен ушедшими на охоту: охранять женщин с детенышами и защищать вход в новую пещеру. Мыслями он был далеко отсюда, слишком далеко…
Потому-то и не учуял Сам кислого запаха Чужих, не заметил их осторожных крадущихся шагов. Не услышал даже предупреждающе прошуршавший вниз по склону камешек. И не почувствовал азартно вырезавший из большого полена женскую фигурку Сам тяжелого, ненавидящего удара в затылок – последнего из полученных им в этой жизни.
Подогнувшийся вдруг, скрюченно перегородивший на время собою пещерный лаз, не увидел он больше уже ничего: ни того, как взметнуло искры в костре и вспыхнуло отпнутое врагами дерево, из которого чуть было не вышла Великая Мать, ни того, что делали с детенышами, женщинами и старухами, доверенными ему, хмельные от ярости и сильные воины соседнего племени.
* * *
Доклад был скучным, буднично скучным. Очередной отчет об очередных раскопках очередной первобытной стоянки.
Все как всегда: зола костра, скребки да кости… Количество, принадлежность, датировка… Рутина.
Полупустой дремлющий зал, привычно отсиживавший положенное, не заинтересовало ни обилие женских и детских останков при полном отсутствии мужских, ни обнаруженная у северного свода пещеры очередная «палеолитическая Венера» – изумительная по мастерству (хотя и недоработанная) деревянная женская статуэтка. Сколько уже таких «изумительных» находок пылится в запасниках различных музеев!
Никак не отреагировал зал и на заявление докладчика о том, что эта окаменелая деревяшка изображает, по всей вероятности, богиню плодородия, несомненным свидетельством чего являются ее тучные формы и доброе, открытое миру лицо.
Лицо старой Аху.
Это – табу!
– Ты еще молод, Пилот, – голос Капитана звучал ровно и устало. – Молод и потому слишком горяч. Ну подумай хорошенько, что ты предлагаешь! Любая наша помощь этим людям – вмешательство в их развитие. А это… Пойми, мальчик, каждый запрет, каждое табу возникает не на пустом месте, не по прихоти какой-нибудь, нет. За ним – долгий и трудный опыт, потери, расчеты на будущее. Именно потому нарушить принцип невмешательства – все равно, что совершить преступление.
– Но ведь времена меняются, Капитан! То, что было разумным и правильным вчера, может только мешать сегодня. Ведь на самом-то деле я и не предлагаю ничего нарушать! Я все рассчитал, ошибки не будет.
Пилот нервничал, и голос его просительно подрагивал поначалу:
– Ничего такого мы не дадим им и ничему особенному учить их не станем. Мы только