– Вы очень красивый, Натан, – сказала Дуня и тут же впала в забытье.
Натан присел, чтобы снизу сделать широкоугольный снимок: на переднем плане – Дунино лицо, на заднем – анестезиолог, крепкий, волосатый, безмолвный.
– Забудьте о лице, Натан. Нас интересует грудь. Подойдите, встаньте рядом.
Натан сфотографировал, встал, подошел к Мольнару. Доктор откинул салфетку из медицинской ткани – на сей раз оранжевой, прикрывавшую Дунину грудь. Груди у нее были очень полные и в холодном свете хирургического светильника, возвышавшегося над столом, казались голубоватыми и нереальными. Натану хотелось передать производимый этим освещением эффект, именно поэтому он редко снимал со вспышкой, которая перебивала внешний свет. С десяток прозрачных пластиковых трубочек, тонких, как проволока, торчало из каждой груди, что придавало им вид зонтиков, вывернутых наизнанку сильным ветром.
– Снимите лучше это. Если хорошо получится, напечатаю и повешу у себя в ресторане.
– У вас в ресторане висят снимки из операционной?
– Нет-нет. Ваш будет первым. Думаете, испортят аппетит?
– Мне испортят, за это я вам ручаюсь.
Доктор расхохотался. От его упругого смеха маска надувалась и опадала. Мольнар согнулся пополам. Натану показалось, маска сейчас лопнет по шву. Он обвел взглядом остальных. Кто-то подмигнул Натану и пожал плечами. Мольнар, что тут скажешь. Обычное дело. Наконец доктор выпрямился и с некоторым усилием взял себя в руки.
– Я вас шокирую? А мы тут любим пошутить. В операционной это очень даже кстати. Операция, в конце концов, тоже шоу.
– Да, – кивнул Натан, – вы мне уже говорили.
Он поднес фотоаппарат к лицу, посмотрел в видоискатель, пожалел, что нет макрообъектива. Придется взять как можно крупнее, насколько позволит фокусировка, а потом обрезать кадр. В приближении груди показались Натану живыми существами, морскими животными, прикрепленными, например, к автокормушкам. Может, он надышался анестетика, пары которого витают в палате, поэтому в голову приходят такие странные образы? Натан тряхнул головой.
– Вам