– Долго ж они плыли, – тоном знатока заметил один из праздных созерцателей, обладатель козлиной бороденки и овчинной телогрейки, почти новой, лишь самую малость подпаленной по подолу. – А лошадки хороши… С самого Египта, пожалуй, будут, у арабов куплены. Кто-то себе славную новую упряжку приобрел, помяните мое слово!
Слушатели покивали. Шимон по прозвищу Гиппофил или Гиппа, то есть попросту Лошадник, знал о скакунах все или почти все, ибо добрую часть своей жизни провел в качестве служителя на столичном Ипподроме. Однако Гиппу, как и многих до него, подвели не в меру болтливый язык и стремление поскорее разбогатеть. Почтенный служитель украдкой делился конюшенными сплетнями с ипподромными барышниками (не безвозмездно, само собой), получая скромную долю от выигрышных ставок.
Однажды во время сего противоправного деяния он был замечен управляющим и мгновенно оказался за воротами Ипподрома. С изрядным скандалом и десятком плетей – чтобы другим впредь было неповадно.
С той поры Шимон Гиппа перебивался то здесь, то там, а когда совсем припирало – плелся, подобно многим нищебродам столицы, в гавани Золотого Рога. Здесь всегда хватало как честной работы, так и возможности прибрать что-нибудь, оставленное без присмотра или плохо лежащее.
Нынешним летом Гиппе посчастливилось: он вступил в небольшое, но сплоченное сообщество, промышлявшее на пристанях. Вместе и жить стало веселее, и дела пошли лучше.
Сегодня, к примеру, часть шайки ловила удачу в другом конце порта, у пристани святого Феофания, где причалили два персидских судна – груз перетащить, провести кого по городу или поручение какое исполнить. Шимона же и молодого Эпу, парня толкового, но еще не заслужившего достойного прозвища, кликнул с собой предводитель сообщества, почтенный Никифор. Неизвестно по каким причинам его именовали Скифом. То ли прабабушку его, славянку родом, якобы привезли из-за моря и продали на рынке блистательного Константинополя, то ли, наоборот, дед его служил в войске базилевса Василия Болгаробойцы, ходившего усмирять дикие земли.
Троица ежилась на холодных камнях, терпеливо выжидая и не забывая коситься по сторонам. Попадешься стражникам, охраняющим Гавань – хорошего не жди. Измочалят и швырнут с берега, а море-то отнюдь не летнее: холодное, неприветливое, подернутое сердитыми косматыми волнами и разводами грязно-серой пены. Даже неизменные крабы, густо облепившие прибрежные камни и сваи, сегодня попрятались.
С борта «Трех апостолов» начали по одному высаживаться пассажиры. Ступив на берег, они, подобно многострадальным лошадям, тоже шатались, цепляясь за ограждения и привыкая к отсутствию постоянной качки. К грузному чернобородому типу в богатом