Дочитав до конца, я аккуратнейшим образом пометил строки, могущие служить указанием на сильных мира сего и всячески порочащие их достоинство. Уложил книжицу в пакет, снабдив ее указанием на Алексиса Склира как на подлинного творца мерзкого фамуса. Традиционно подмахнув письмо прозвищем неуловимого и всезнающего Обеспокоенного Верного Подданного, я на следующее же утро отправил мой подарок в Высокий Цензорат. Остается ждать, как скоро воспоследуют результаты. Благодарение Господу, жернова Закона в Империи пока еще крутятся безукоризненно.
Приписка. Предпринял некоторые шаги для того, чтобы выяснить, куда все-таки столь таинственно сгинула младшая Склирена. Можешь себе представить, Тео, мои осведомители уверяют, якобы она имела неосторожность спутаться с окружением эпарха нашей столицы, престарелого и премудрого Дигениса, правой руки базилевса! Всякие там лазутчики, конфиденты, охотники за чужими секретами и жизнями. Никогда не понимал, отчего некоторые восторженные молодые люди находят подобное низкое ремесло неотразимо романтичным?
У Склиров тяга к подобным выходкам, впрочем, является фамильной чертой. Сколько веков за ними тянется мрачная слава отравителей, подстрекателей и заговорщиков? Уверяют, якобы моя соседка удалилась из Империи именно по велению грозного старца, отправившись во владения франков, в захваченный ими Вечный город Рим, поближе к престолу тамошнего первосвященника. Сеять смуту и рознь, надо полагать. Надеюсь, франки ее поймают и вздернут. Отдав предварительно на потеху десятку северных варваров.
С наилучшими пожеланиями здоровья и всемерного благополучия, твой любящий брат Исаак.
Письмо второе, отправленное голубиной почтой.
Дорогая!
Мое сумрачное существование внезапно озарилось солнечным лучом. Дерзких и злоязыких Склиров настигла карающая длань Закона! Не далее, как три дня назад, к ним наведались Алые Плащи, дворцовая гвардия.
По удивительному стечению обстоятельств, я как раз в тот миг сидел на террасе, услаждая свой ум чтением одного познавательного трактата. Так что вся сцена развернулась передо мной, как на лицедейском представлении. Пьеса развивалась согласно эллинским канонам: громогласное чтение указа базилевса «Во имя отца, и сына, и святого духа, моя от Господа державность повелевает…», искреннее недоумение и возмущенное заламывание рук арестовываемого, небольшая потасовка. После вульгарного шумства, изрядно оскорбившего мой слух, Алексиса выволокли на двор и затолкали в закрытые носилки. Кажется, он пребывал без сознания. В какой-то миг я ощутил подобие искреннего сочувствия к неудачливому отпрыску некогда великого семейства. Даже произнес предписанную для таких