Командиры стрелковых рот вызваны в штаб батальона. Майор Юмакаев, сидя за столом, отдаёт приказ: сегодня ночью во что бы то ни стало достать «языка». Комбат старается быть очень строгим, нарочито сурово смотрит нам в глаза своими чёрными татарскими глазами. Мы молчим. Юмакаев знает, что это приказ командиров полка и дивизии.
Кто в военном училище не увлекается темой ночного поиска, ночной разведки? Увлекался и я. Увлекался и тогда, когда учил солдат. Чтобы научить солдата, отделение, взвод вести ночной поиск, нужно много времени: нужно научиться ночью ходить по азимуту (по компасу или звёздам), вести рукопашную борьбу, владеть ножом; иметь специальное снаряжение и одежду.
Времени на обучение солдат ночному поиску у нас почти не было; никто из них никогда раньше даже не участвовал в разведке. Мы стоим перед комбатом – я, Коновалов и Старцев. Каждый сознаёт сложность задачи. Комбат повторяет приказ. Мы молчим: приказ не обсуждается, приказ выполняется.
Из 9-й роты в первую ночь в тыл к немцам идёт отделение разведки – отделение младшего сержанта Зверева. Но командовать разведчиками я приказываю младшему лейтенанту Ветрову. Немцы не ожидают нашей разведгрупы, она возвращается с «языком» и без потерь. Первая удача воодушевила всех. Ночной поиск показался делом простым и неопасным.
Пленный сидит у стола. На столе пылает фитиль из гильзы артиллерийского снаряда. Развязанный, он растирает отёкшие от ремней руки, недоверчиво и удивлённо озирается на землянку, на сидящих вокруг. Он солдат, шофер грузовой машины, на которой всю войну подвозил к переднему краю пайки и патроны. Служил в Бельгии, во Франции, в России с 1939 года, с первого дня войны. И сегодня ночью он привёз из тыла на передний край какое-то снаряжение. Оставив машину в километре от переднего края, дальше отправился пешком, как ходил всегда, и попал в засаду. Сутулясь и оглядываясь по сторонам, он отвечает охотно, но знает мало. Вся его дорога состояла из подвозки кухни и патронов только к этой роте, стоящей напротив нас. Это уже немолодой человек, где-то там, в Германии, у него семья, мать. Он понимает, что война приближается к концу, и уже собирался быть дома, но вот…
Несмело озираясь, немец спрашивает, будет ли он расстрелян или направлен в лагерь военнопленных. Я говорю ему, что если он сам расскажет все, что знает, жизнь ему будет сохранена, и его отправят в лагерь.
– В Сибирь?
– Возможно и в Сибирь… Я сибиряк – хорошие места, – сказал я и вдруг понял, что забылся. Язык удивлён, смотрит неподвижно на меня.
Отправляем пленного в штаб батальона, в тыл.
Через два или три дня приказывают достать нового языка. Но немцы, наученные опытом, сейчас гораздо осторожнее, чем прежде. Ночь стоит тихая и светлая – для разведки самая неудобная. Разведчики ползут. Рота замерла в ожидании. Их заметили, обнаружили рано. Откуда-то сбоку. Вдоль нейтральной полосы открыл огонь вражеский пулемёт. Над оврагом повисли осветительные ракеты. Я