– Я, Машенька, многих знаю. Постепенно и ты узнаешь моих друзей. Только не делай такого удивлённого лица. Всё это люди как люди, и ты никогда не думай о них как о небожителях и, тем более, не держи себя так, будто ты в чём-то ниже или хуже самых знаменитых знаменитостей.
Ещё некоторое время, держась за руки, они не спеша скользили по льду, пока Маша не призналась, что устала и замёрзла. И вновь он обратил внимание на то и дело возникавший у неё кашель. Этот почти не проходивший кашель всё больше начинал тревожить его.
Было совсем не холодно, но Маша всё время повторяла, что замёрзла, и прятала лицо в лисий воротник. Тимофей обнял её за плечи и крепко прижал к себе. Так идти было неудобно, но он хотел хоть чуть-чуть согреть её. Сквозь пальто он чувствовал, как бьёт её озноб. Через Ермолаевский или Большой Патриарший переулок можно было выйти к Спиридоновке и, минуя храм Вознесения, пересечь Большую Никитскую, а там, через Ножовый и Малый Ржевский, до Хлебного рукой подать, но он чувствовал, что силы оставляют её. До его дома путь был вдвое короче. По Малой Бронной они вышли на пересечение с Большой Бронной улицей и вошли во двор с тыльной стороны. В квартиру он внёс её на руках. Сняв с неё пальто и сапожки, он отнёс Машу в спальню и уложил на кровать, укутал пледом.
– Полежи здесь. Согрейся и отдохни. А я пока приготовлю чай. Тебе с мёдом или малиной?
– Я не хочу сладкого.
– Сейчас это для тебя не сладкое, а лекарство.
– Делай, как хочешь, – устало прошептала она и повернулась к нему спиной.
Когда Тимофей вернулся с чаем, она спала. Он не стал её будить. Осторожно потрогал лоб – она горела. Он понимал: в таком состоянии сегодня выходить на улицу ей не следует. Пришлось звонить Галине Матвеевне. К телефону подошла соседка, что-то проворчала о позднем звонке, но Галину Матвеевну к телефону пригласила. Тимофей объяснил ситуацию. Галине Матвеевне это не понравилось, она стала подробно расспрашивать о Машином самочувствии, не нужно ли вызвать скорую, и решительно заявила, что немедленно приедет к нему. Сказав, что её приезд ничему не поможет и что Маша спит и лучше её не тревожить, а утро покажет, насколько это серьёзно, Тимофей положил трубку. Как бы ни нервничала и ни переживала Галина Матвеевна, сделать она ничего не могла, она даже не знала, где он живёт, и, разумеется, она не знала номера его телефона.
Тимофей достал из шкафа свою пижаму и положил её на стул рядом с кроватью, на которой спала Маша. Сам он устроился на диване. Проснулся от того, что Маша мостилась рядом с ним.
Утром она выглядела веселой и бодрой, как ни в чём не бывало. Лоб был холодный, но Тимофей заставил её сунуть градусник под мышку. Градусник показал: 36,6. Он приготовил завтрак. Она никак не хотела вставать. То и дело потягиваясь, говорила, что ей уютно и хорошо, и она никуда отсюда не пойдёт, останется здесь навсегда. Но у него сегодня были важные дела, и он не мог не пойти на службу. Тимофей бросил на одеяло ключи. Она сделала удивлённое лицо.
– На всякий случай, – пояснил он. – Если чего-то захочешь, найдёшь в холодильнике и в буфете на кухне.
– Есть, товарищ командир, – она приложила ладонь к виску, изображая, будто отдает воинскую честь.
– И