Принц Модильяни. Анджело Лонгони

взаимосвязь моих мыслей и моего творчества. Оскар, хотя и спит на диване в моей комнате, напротив, чувствует за собой вину оттого, что не может разделить со мной расходы. Из-за его чувства гордости мне придется смириться с необходимостью расстаться с ним. Я знаю, что теперь – уже скоро. Если бы я был здоров и вся жизнь была бы впереди, с бесчисленными возможностями не подорванного страданиями бытия, пожалуй, я бы тоже был таким же гордым, как он. В моей ситуации я не могу себе этого позволить. Я должен быстро двигаться вперед, переходить от одного этапа моего художественного роста к другому, не создавая себе особых проблем.

      Я приближаюсь к Оскару, стоящему в носовой части катера, и чувствую аромат тосканской сигары.

      – Мне хочется, чтобы ты иногда улыбался.

      Оскар смотрит на меня и улыбается, искренне и с наслаждением.

      – Видишь? Я улыбаюсь.

      – Я изумляюсь всякий раз, когда мы пересекаем Венецию на катере. Я задаюсь вопросом, как такое возможно – столько красоты в одном месте.

      – Ты все время это повторяешь. Дедо, ты стареешь, ты прямо как моя бабушка.

      Он смеется с очевидным намерением подшутить надо мной.

      – Я всего лишь надеюсь, что ты сможешь всемерно насладиться городом.

      – Кто знает, что обо мне подумают в Ливорно.

      – О ком ты говоришь?

      – Обо всех. В том числе о твоей матери.

      – О моей матери? Она ничего не знает.

      – Вот именно. Представь, если она узнает. Мать и дядя оплачивают твое пребывание в Венеции – и не знают, что платят и за меня тоже.

      – Мы вдвоем живем на те деньги, которые я бы потратил один. Ты спишь на диване. Мы не живем как богачи. Оскар, это всего лишь деньги. Важно другое.

      – Да, конечно: «Нам чужда буржуазная мораль…» – Он произносит эту фразу, передразнивая меня. – Ты всегда это говоришь.

      – Да. Дружба художников стоит выше буржуазной морали. Неважно, кто находит деньги для нас двоих. То, что действительно имеет значение, – познание жизни.

      – Я никогда не был буржуа. Я беден.

      – Ты художник и труженик.

      – Да, но бедный.

      Оскар указывает на ветхую деревянную лодку в нескольких метрах от вапоретто. На палубе находятся три рыбака с морщинистыми, уставшими лицами. Они выглядят утомленными, практически больными.

      – Видишь их? Я бы должен быть там, с ними. Там мое место.

      – Оскар, эти рыбаки не умеют рисовать.

      Это вызывает у него смех.

      – Ты самый талантливый художник из всех, кого я знаю.

      – Дедо, просто ты не знаешь других художников так, как знаешь меня. Я твой друг, ты меня любишь – поэтому и ценишь мое творчество. Я уверен, в будущем ты увидишь работы получше моих. Если бы не ты, я бы никогда не смог позволить себе приехать в Венецию. Ты же можешь пойти дальше, Венеция – только начало. Ты принадлежишь к другому миру, Дедо. А я не хочу уезжать из Ливорно. Я не чувствую, что гожусь для этого. Ты говоришь на французском как на родном языке. Ты привык общаться с состоятельными людьми, знаешь