– Застряли. Из орудийного расчёта всего четверо осталось. Лошадей всех перебило. Вон, последняя кобылка еле живая. Хоть на себе орудие при. Не бросать же?
– Здорово вас потрепало, – посочувствовал Александр, присаживаясь в круг у костра.
– А то! – Есаул отхлебнул из глиняной кружки. – Отход армии прикрывали, вот нам и досталось.
Казаки сидели молча. Хворост в костре потрескивал.
– Ничего, утром попробуем на дорогу севастопольскую выбраться. Она здесь, рядом, в полуверсты. Дотащим как-нибудь пушку, а там лучше пойдёт, – бодро сказал Есаул.
– А если вражеский разъезд вас здесь застанет? – предостерёг Александр.
Есаул неопределённо пожал плечами.
– Живыми пушку не отдадим.
– Вот что, есаул, берите моего коня, впрягайте, да я вам помогу орудие на дорогу выкатить, – решил Александр.
– А сам как потом? – спросил есаул.
– Пешком доберусь. Тут до Севастополя через дачи к утру дотопаю.
– Ну, спасибо тебе, мичман! Век буду за тебя Богу молиться. – Есаул крепко пожал ему руку.
Орудие вытянули из оврага к дороге. Казаки приободрились.
– Ну, теперь не пропадём, братцы! Конягу куда вернуть? – спросил есаул напоследок.
– Капитану Бутакову с «Владимира», – сказал Александр, попрощался и пошёл вдоль берега моря. Места эти были ему знакомы. Когда небо начало синеть, добрался до моста через Качу. За мостом показались беленькие дачные домики. Справа плескались волны. Начинал дуть холодный бриз, не сильный, но настойчивый. Александр прибавил шаг, чтобы не продрогнуть.
Вдруг откуда-то из ночной тишины прорезалась музыка. Пианист играл неумело, часто сбиваясь. Начинал какую-то мелодию, обрывал, вновь начинал….
В одном из дачных домиков слабо светились оконца. Александр подошёл ближе. Во дворе вповалку спали солдаты. Еле тлел походный костерок. Мазурка звучала из распахнутых дверей дома. В проёме появилась фигура в накинутой на плечи офицерской шинели. Человек шатался. Оперся рукой о косяк. Он был пьян.
– Вы к нам на огонёк? – крикнул человек заплетающимся языком.
– Если позволите, – ответил Александр.
– Конечно. Весьма рады, – посторонился он, пропуская гостя.
Пианист продолжал издеваться над расстроенным инструментом. Вскоре Александр увидел самого музыканта. Тот сидел на круглом табурете в одной белой блузе и серых армейских штанах. Давил на педали босыми ногами. Запылённые сапоги стояли рядом. В небольшом зале горело несколько свечей. Посредине стоял стол, заваленный грязной посудой и пустыми бутылками. На кушетке лежал ещё один человек, увернувшись в шинель.
Пианист обернулся, поглядел на Александра блуждающим взглядом.
– Каким ветром вас занесло, капитан? – спросил он и попытался затянуть какой-то жалостливый романс.
– Я мичман. Мичман Кречен с «Владимира».
Пианист прекратил играть, громко