– Мута, – недовольно ответил татарин. – Но подобный разврат дозволен только у собак – шиитов. Нам, настоящим правоверным, Аллах запрещает дочерей продавать гяурам.
– Так, вот, – продолжал Павел. – Бабушка моя из карачаевского княжеского рода.
– Княжеского! – удивился Тотлебен.
– Вроде того, – усмехнулся Павел. – Аул у них, да отара овец – вот и всё княжеское достоинство. Но бабушка у меня – золотая. Добрая, ласковая. Уже совсем старушка, но я её безумно люблю. А был у неё младший брат Аслан. Он у себя в горах поссорился с черкесами, да какого-то важного хана зарезал. От кровной мести бежал в Россию. Вот, он нас с братьями с самых пелёнок и воспитывал. Гувернёры – гувернёрами, а дед Аслан как нянька за нами ходил. А так, как он по-русски ничего не понимал, приходилось с ним на карачаевском разговаривать. Однажды я холеру подхватил. Доктора только руками разводили: все, помрёт дитя. Но дед Аслан прогнал докторов и сам меня выходил. Ужас, чем он меня поил. Заставлял пить горячие отвары из каких-то противных трав, да ещё соль замешивал так, что в рот невозможно взять, не то что пить…. Однако, я выздоровел.
– Шаман он у тебя – не иначе, – усмехнулся Тотлебен.
– Ваше высокоблагородие! – окликнул денщик подполковника. – Можно ехать.
Затор на дороге разошёлся. Телеги потянулись вниз, к городу. Погонщики поднимали верблюдов. Офицеры залазили в свои пролётки.
***
Коляска въехала в Севастополь.
– Надо же, какой белый город! – все восхищался Павел. – А цветов сколько! Смотрите, Жернов, вон, в том палисаднике какие огромные розы. А пахнут, наверное, как!
– Да, да, – снисходительно усмехался поручик.
– Неужели тут всегда так красиво?
– Вы влюбились в Севастополь с первого взгляда? – уже смеялся Жерновов.
– Нет, но Петербург я тоже люблю. Но этот город, как будто сделан из зефира. Прямо – зефирный торт.
– Вы не туда смотрите. Взгляните, какие барышни, не хуже ваших роз. Вот, как освоимся здесь, как закрутим романчик! У вас, Кречен, есть дама сердца?
– Есть, – уверенно ответил Павел, вспомнив о Юленьке – милом лягушонке. Он же обещал ей хранить верность, вернее хотел пообещать, но как-то не решился.
– Вот, беда! А я – свободен! – радостно воскликнул Жернов.
Большая Севастопольская бухта врезалась в материк на шесть вёрст. Ширина бухты не менее трёхсот, а где и пятисот сажень. Что Северный берег, что Южный были скалистыми, постепенно понижающимися к морю. Северный берег прорезали небольшие бухточки, переходившие в балки. Южный берег делили три бухты: Килен-балочная, Южная и Артиллерийская. Бухты глубокие и просторные. Южная, самая большая, тянулась на две версты и имела до двухсот сажень шириной. В ней размещался черноморский флот. В Артиллерийской бухте находились торговые суда. От Артиллерийской бухты, к востоку берег постепенно понижался до Херсонесского мыса. За городом на восточном побережье имелось ещё несколько удобных бухт: Карантинная,