А Вадику пришлось смириться не только с насилием над выбором профессии, но и с нелюбимой тогда Тулой. Этот город вызывал болезненное неприятие то ли из-за ужасно потрепанного транспорта, то ли из-за маячившей на площади перед автовокзалом ленинской фразы: «Значение Тулы для республики огромно». И пока кое-кто из окружающих все еще пребывал в идеологическом угаре, Вадика напрягало далеко не всем известное ее продолжение: «…потому что народ здесь не наш, и за ним нужен глаз да глаз». Перспективы бытия в таком стремном обществе пугали.
Парадоксально, но тренировки только помогли с поступлением. Они спасали его и позволяли хоть на время забыть о крыльях, уносящих в серый блаженный рай.
Глава 2. Укрощение ума
Что может дать лучшая пора жизни? Да все! Иначе какая она к черту лучшая! И вот это все затмила собой первая любовь. Она придавила своим удушающе-неподъемным грузом практически все остальные интересы и эмоции, оставив одно лишь ноющее страдание. Пить этот мерзкий напиток предполагаюсь долго и в полном одиночестве. Он понимал, что с навязчивыми грезами о Саше нужно расстаться. Да, рай, да, счастье, но видать не его, не его. Вылететь из института по причине неразделенной любви может и романтично, но быть отчисленным за неуспеваемость уже с первого курса – просто глупо. Это осознание пришло не сразу. Вадик прилежно ходил на все занятия, но не учился. Не учился. Внутри его дипломата с конспектами и книгами вместе с любовной тоской была приколота фотография Саши. Глазастые однокурсницы высмотрели в мелькавшем изредка фото женские черты, и прозвище «Мастер без Маргариты» приклеилось к Егорову до конца курса.
Трудно было понять, почему именно эти слова родились в чьей-то голове. Может, их привел оккультными тропами мистический романтизм Булгакова, а может – жалость окружающих к бедному пареньку из сельской глубинки, растерянно наблюдающему свое барахтанье в водовороте городской жизни. Впрочем, мало ли какого мусора наметает детство наперегонки с юностью в головы первокурсниц. Но Вадику это прозвище нравилось, тем более оно ходило только в женской среде. Что-то было в нем от старомодно-романтического флера и в то же время дающего надежду на то, что его Маргарита пробьется через все условности надвигающегося Воланда к своему Мастеру. Вадику, разумеется.
Тройка с минусом в первой же сессии заставила Егорова осознать ужас своего положения и заняться не романтическими прозвищами однокурсниц, а более серьезными делами. Любовная тоска столкнулась лоб в лоб с ударом по самооценке. И Вадика это задело. Раскаченное кулаками самомнение и так оказалось отвергнуто, а тут еще ставились под сомнения его интеллектуальные